Хикс присел на край небольшого мостика, переброшенного через ручей, и, болтая ногами, стал наблюдать, как бурлит вокруг камней вода.
Не прошло и нескольких минут, как его голова резко повернулась влево — со стороны лаборатории послышались шаги, но кустарник скрывал очертания фигуры, потом он разглядел, кто идет. Хитер Глэдд. Она шла медленно, как будто нехотя, длинноногая — было на что посмотреть, — с остатками девичьей угловатости и обиженным выражением лица двухлетнего воспитанного дитяти.
Она подошла к мостику, и Хикс закрутил шеей, чтобы взглянуть на нее.
— Вы сможете пройти?
— Конечно.
Но она остановилась и, немного помолчав, сказала:
— Мне бы нужно вернуться и сообщить мистеру Данди, что вы все еще здесь.
— Для чего?
— Он же приказал вам убираться отсюда, ведь так? И велел мистеру Брегеру больше не пускать вас. Он сказал ему, что ваша фамилия — Хикс.
— Он не ошибся.
— Полное имя — Альфабет Хикс.
— Этого Данди Брегеру не говорил.
— Не говорил, но я сама знаю. — Она ступила на мостик. — Я видела вашу фотографию и читала о вас статью. В «Нью-Йоркер». Я очень смекалистая девушка.
— Очень похвально. На сегодня с работой покончено?
— Да. Мистер Данди вытурил меня.
— Поэтому вы собираетесь встретиться с сестрой?
— Да. — Она состроила гримаску. — Хотя мне и не хотелось бы.
— Интересно, почему?
Вместо того чтобы ответить, девушка дошла до середины мостика, и не успел он глазом моргнуть, как она уже сидела рядом с ним, ловко подняв юбку выше колен и болтая над водой ногами. Ее плечо с просвечивающей сквозь зеленую блузку узкой белой бретелькой было на несколько дюймов ниже, чем его, но зато ноги оказались на одном уровне с его ногами — ее нижняя часть была существенно длиннее верхней.
— На деле я совсем не такая сообразительная, — уныло промолвила она.
— Да перестаньте, — успокоил он ее. — Выкиньте из головы дурные мысли. Держите хвост пистолетом.
— Но это действительно так. Два дня назад я была куда умнее и догадливее, чем сейчас.
— Сколько вам сейчас?
— Двадцать три. — Она сделала нетерпеливый жест. — Но дело не в этом. Даже окажись я вашей ровесницей, я все равно не была бы такой сообразительной, как вы. И романтики во мне тоже не прибавилось бы. Я хочу сказать, вы ведь в душе романтик, верно?
— Конечно, романтик, с головы до ног.
Она искоса взглянула на него.
— Не стоит ни над кем подшучивать. Когда я говорю, что не очень сообразительная, это не значит, что я пробка. Когда вы не согласились выполнить то, что требовал от вас тот человек, и отказались от дела, а потом явились в зал суда, заставили взять у вас показания и все выложили, хотя и знали, что тем самым губите свою карьеру, — вот это и есть романтика! Как бы я хотела сделать что-нибудь похожее! А когда ту женщину отправили в тюрьму — как ее звали?..