Де Пейн принял решение. Держась в тени, он добежал до входных дверей и врезался в загородившую их толпу, полосуя мечом по закрытым капюшонами и масками лицам. Он ощутил, как его вновь охватила ярость боевой схватки, как пьянит радость при каждом взмахе меча. Лягаясь, изрыгая ругань, он пробился на улицу; преследователи кинулись за ним. Не дав им времени собраться вместе, де Пейн развернулся и снова вступил в схватку, а когда, судорожно хватая ртом воздух, отступил на шаг, перед ним в лужах крови валялись еще три трупа. Остальные убийцы сгрудились в дверном проеме, но там им было не развернуться. Рыцарь бросился на них, издав свой боевой клич, а они только мешали друг другу, тщетно пытаясь отразить стальной вихрь — меч вонзался то в одного, то в другого, кромсая плоть. Никаких раздумий, никаких сомнений не испытывал больше Эдмунд — одну только чистую ярость битвы, стремление поразить врага.
Теперь его противники осознали свою ошибку: они имели дело с рыцарем-тамплиером, мастером боя на мечах, и тот воспользовался узким входом в трактир, загнав их в ловушку, как фермер загоняет стаю крыс в амбаре. Они оттеснили рыцаря на грязную булыжную мостовую, пытаясь обойти его с флангов и напасть с тыла. Двоим из них это удалось. Юродивый, все еще забавлявшийся горящей головней и колотушкой, пританцовывал, приблизился к ним и направил снопы искр им в лицо, потом страшно закричал: один из убийц вонзил меч глубоко в горло несчастного полоумного. Де Пейн, не теряя времени, бросился в сторону, быстрым выпадом поразил убийцу мечом в правый глаз, затем попятился, скользя по булыжникам, пока не прижался спиной к статуе. Его противники образовав полукруг, осторожно приближались. Мостовая теперь была залита кровью, точно сама земля истекала ею. Со всех сторон раздавались стоны и хрипы. Те, кто лежал на земле, из последних сил зажимали глубокие раны в конечностях, груди и животе. Один наёмник, которому удар де Пейна выбил глаз и размозжил лицо, ползал на четвереньках, как слепая собака, и громко звал на помощь. Двери и ставни в окружавших площадь домах были теперь распахнуты настежь. Где-то затрубил рог, раздались крики: «Беда, беда!», — вслед за тем — вопли и плач.
— Non nobis, Domine, — выкрикнул де Пейн. — Non nobis. Deus Vult! Deus Vult!
Нападающие снова сомкнули ряды, отчаянно стремясь повергнуть рыцаря наземь. Один упал на колени и чиркнул ножом де Пейна по ноге. Рыцарь обрушил ему на голову меч, расколов череп, как гнилую деревяшку, затем взмахнул мечом, будто косил траву, и отсек руку другому злодею, не успевшему отступить. Де Пейн почувствовал, что начинает задыхаться. Он истекал потом, глаза застилала пелена, наваливалась усталость: руки словно налились свинцом, болели запястья, по ноге текла кровь. Четверо убийц всё ещё наступали. Де Пейн посмотрел, что делается у них за спиной: из трактира выбегали новые разбойники, один из них нес арбалет. Рыцарь собрал все свои силы, чтобы встретить бросившуюся на него четверку; зазвенела сталь, заблестели клинки, зазмеились зигзаги кинжалов. Эдмунд пускал в ход все известные ему уловки, слегка раскачивался, уходя от ударов, умело действуя своим клинком, который превратился в сверкающую завесу из стали. Но все же силы оставляли его. Стараясь восстановить дыхание, он запел псалом, и в этот миг первый арбалетный болт, прожужжав у него над головой, поразил одного из нападавших, и тот опрокинулся на спину.