Де Пейн вынужден был согласиться с этим.
— И трупов вы не нашли?
И снова де Пейну и его товарищам оставалось лишь утвердительно кивнуть.
— Но мы там были, — заговорил Майель. — Мы слышали вопли. Мы видели кинжалы с перевитыми красной лентой рукоятями. Два таких кинжала были найдены потом, и один из ваших медальонов в придачу.
— Дураки только на то и способны, что кричать всякий вздор! — последовал язвительный ответ. — А кинжалы, красную ленту и медные медальоны можно купить на любом базаре, чуть ли не в каждой лавке. Если женщина так и стреляет глазами, это ведь еще не значит, что она продастся первому встречному! — Низам глубоко вздохнул. — Какие у вас есть доказательства? — требовательно спросил он. — Право же, если обвинять нас, ассасинов, как вы нас называете, отчего же не обвинить тамплиеров?
— Но это невозможно! — возразил де Пейн. — Нас послали охранять его.
— И в этом вы не преуспели, — усмехнулся Низам. — Достойный Эдмунд, я прошу тебя подумать как следует. Что именно ты помнишь?
Де Пейн молча признал справедливость вопроса. Он до сих пор не размышлял по-настоящему над тем, что именно произошло за те несколько мгновений: как устремились вперед убийцы в длинных одеяниях, как бросились к нему самому вооруженные кинжалами люди, как поднялась кровавая круговерть в туче пыли, как сполз с коня граф Раймунд, а кинжалы все взлетали и разили.
— То был не Орден Храма! — прошептал он, а Майель громко заявил свой протест.
— Достойные посланники, — Низам торжественно поднял чашу с шербетом за здоровье гостей, — я не сказал «Орден Храма», я сказал «тамплиеры». Разве не изгнали недавно из ордена одного из ваших братьев? Нам известно о том, что в Иерусалиме творилось неподобающее: отвратительные убийства, обвинения в колдовстве, в том, что кое-кто из тамплиеров поклонялся темным духам. — Он улыбнулся в ответ на их молчание и указал на левую стену, где была великолепная фреска с изображением птицы. — Павлин Джебраила,[59] — объяснил Низам, — имеет тысячу глаз. Он все видит.
— А ты, повелитель, имеешь тысячу голубей, — не без иронии заметил де Пейн.
Низам отставил чашу и присоединился к смеху своих советников, хлопая в ладоши в знак одобрения.
— Это славно, очень славно, достойный Эдмунд! Ты просыпаешься от своего сна. Нам известно все, что происходит на подворье ордена, да и во всем Святом городе. Если говорить прямо, — он пожевал губами, — нам известно об изгнании Уокина и исчезновении Беррингтона. И знаю я об этом не только благодаря павлину Джебраила, вовсе нет, — он посмотрел де Пейну в глаза уже без тени улыбки, — а потому что Уокин был здесь. Он приходил просить меня о помощи. Я отказал ему. Возможно ли, что это он приложил руку к убийству графа?