— Эдмунд, — заговорил он, лениво растягивая слова, — я ведь не скрывал свое прошлое. Я сражался на стороне Мандевиля, как и Беррингтон, как и Уокин. Это только трое из тысяч. Не забывай, Мандевиля подтолкнула к мятежу несправедливость короля Стефана, хотя нам-то было все равно — мы были обычными наемниками. И таких было много. Однако один лишь Орден рыцарей Храма постарался защитить доброе имя графа и похоронить его с почестями.
— Но, кажется, с Уокином дело обстоит иначе. Он заявил, что у него кровная вражда с королем Стефаном.
— Ну, ты же знаешь меня, Эдмунд. Я-то смотрю на все с улыбкой, а такие, как Уокин, были всем сердцем преданы Мандевилю. Они винят короля Стефана в смерти графа, считают, что руки короля обагрены кровью их вождя. Ты согласен с этим, Ричард?
Беррингтон кивнул, барабаня пальцами по столу.
— Многие английские рыцари сражались на стороне Мандевиля, — подтвердил он. — Для большинства это была обычная рыцарская служба. Но кое-кто, и правда, по-иному это все воспринимал. Действительно, когда Уокин начал показывать свое истинное нутро, он просто пылал преданностью бывшему вождю, она сжигала его, и это были отнюдь не воспоминания о делах далекого прошлого. Он даже называл короля Стефана подлым убийцей, который должен заплатить за свои преступные деяния.
— Пока довольно об этом, — решительно прервал их Монбар. — Дела в Англии меня интересуют, но в данную минуту важнее другое. Эдмунд, скажи: то, что ты услышал здесь, развеяло сомнения твои и твоих товарищей? — Великий магистр глубоко вздохнул и продолжил: — Тебя отправили с Майелем в Триполи охранять графа Раймунда, поскольку этот владетельный господин прослышал, что ему угрожает опасность. Об этом он сообщил нашему Великому магистру и просил его помощи. Тремеле, обеспокоенный побегом Уокина и исчезновением Беррингтона, направил в Триполи тебя, потомка великого рыцаря Гуго, в знак уважения к графу. Ты же, Майель, был направлен туда, ибо мог узнать Уокина. До сей поры мы так и не знаем точно, кто же организовал покушение, но наш Великий магистр, царство ему небесное, весьма из-за этого беспокоился. Он решил направить вас троих в Хедад, дабы удостовериться, что ассасины не имели касательства к этому событию, а равно на будущее получить от халифа гарантии невмешательства в подобные дела.
— А Аскалон? — спросил, откашлявшись, де Пейн. — Было ли стремление Великого магистра прорваться в город как-то связано с тобой, Беррингтон?
— Да, — ответил за рыцаря Монбар. — Слухи распространяются сами собой. На базарах давненько поговаривали о том, что захвачен некий тамплиер и продан в рабство. Дошли эти слухи и до Иерусалима. Вероятно, Тремеле заподозрил, что в Аскалоне томится доблестный Ричард, а быть может, Уокин. Это в какой-то мере объясняет овладевшее нашим Великим магистром нетерпение, его стремление во что бы то ни стало прорваться за городские стены и тот нелепый, совершенно неоправданный риск, которому он себя подверг.