— Может, следует остановиться? — подсказал Тобольский.
— Поздно!.. Уже поздно!.. Заигрался! К тому же она поведала свою самую-самую большую тайну, а я взял и выложил все!.. После этого только в петлю! Или убивать, убивать, убивать!.. Всех подряд убивать! Может, этим смою позор и стыд!
— Ступайте в церковь, может, легче станет.
— Боюсь. Не дойду. В реку брошусь. — Изюмов перегнулся через стол, зашептал: — Она ведь дочь воровки!.. Соньки Золотой Ручки!. Сама созналась в этом!.. А я, тварь никчемная, донес. Разве можно это пережить?
— Зачем призналась? — осторожно полюбопытствовал пан. — Думаете, душу облегчить?
— Может быть, может быть… — задумчиво произнес артист. — Мать ведь приходила к ней!.. С дочкой приходила!.. А она их не приняла! Изгнала!.. Чтоб тень на нее не падала!
Возник половой, поставил на стол чайник, воду и удалился. Изюмов крикнул ему вслед:
— Водки на этот стол!
— А с кем приходила мать? — с нескрываемым интересом спросил поляк.
— Сказал же, с дочкой. Тоже воровкой.
— И их не задержали?
Изюмов расхохотался, повертел пальцем у виска.
— Как возможно задержать, если они прибыли в свите самого господина полицмейстера?!
Пан Тобольский ничего не понимал.
— Как это могло случиться?
— А это не нашего ума дело, сударь!.. — развел руками артист. — Полицмейстер ведь дальний родственник покойного князя Брянского! И у покойника было бриллиантов о-го-го!.. — И неудачно пошутил: — Может, у них с Сонькой там общая малина!
— Значит, Соню можно найти в доме князя Брянского? — задумчиво произнес поляк.
— Я этого не говорил, — поднял руки Изюмов, — вы не слышали!.. Иначе мне голову сразу сзаду наперед! — И с силой захлопнул собственный рот ладонью.
Снова подошел половой, поставил на стол две рюмки, бутылку водки, рыбную закуску.
Артист налил в обе рюмки, поднял свою.
— Выпейте, сударь, за заблудшую душу раба божьего Николая. Авось на небе услышат и не дадут закончить мою поганую жизнь под забором!
Пан Тобольский также поднял рюмку, чокнулся с растирающим по физиономии пьяные и жалостливые слезы артистом Изюмовым.
В кабак не спеша вошел филер, с достоинством огляделся и занял один из ближних столиков.
На него тут же отреагировал артист.
— Видали?.. Шпик!.. Это по мою душу! Куда ни сунься, они следом. — Он тяжело поднялся, натыкаясь на столы, двинулся в сторону филера. Остановился перед ним и вдруг заорал во всю актерскую глотку: — Встать, сволочь!.. Встать, если вам приказывают!
— Вернитесь на место, иначе я вызову полицию, — негромко и спокойно предупредил шпик, продолжая сидеть.
— Полицию?! Вы решили испугать меня полицией? Меня, артиста императорского театра!