Горная дорога из Ялты в Симферополь опасна и красива. Опасна крутыми поворотами, красива — невероятными пейзажами и нависшими скалами. Сквозь лес иногда проскальзывает синее до неправдоподобия море, затем вдруг дорога летит вниз и все исчезает в пыльных и глухих ущельях.
Из Ялты в сопровождении трех конных жандармов несся тюремный тарантас. От копыт и колес вздымалась горная галька, встречные повозки торопливо уступали дорогу едущим, и ездоки потом долго смотрели вслед арестантскому экипажу.
Руки Соньки и Михелины были схвачены наручниками, по бокам от них сидели хмурые жандармы, кучер лупил лошадей безжалостно и с нехорошим удовольствием.
Воровок от тряской и быстрой езды укачивало, они безразлично и устало смотрели на ускользающую под тарантасом дорогу, лишь изредка переглядываясь и чему-то печально усмехаясь.
Впереди показался кортеж из трех дорогих белого цвета карет.
Несся он навстречу так весело, быстро и бесшабашно, что даже конные жандармы и арестантский тарантас слегка осадили бег, будучи вынужденными посторониться.
Сонька и Михелина с безразличным видом подняли головы, чтобы поглядеть на летящие навстречу праздничные кареты, мать с сочувствием перевела взгляд на дочку, и вдруг, когда кортеж уже почти промелькнул мимо, воровки узнали едущих.
По горной дороге в Ялту мчались те, кого они не дождались. Княжна Анастасия, князь Андрей, Табба…
Михелина рванулась вперед, закричала, с силой оттолкнула жандарма, едва не вывалилась из тарантаса, но ее успели перехватить, вернули на место, и в следующий миг воровку с двух сторон снова держали крепкие мужицкие руки.
Белые кареты уносились к морю легко и изящно.
В противоположную от них сторону грохотал по тряской дороге арестантский тарантас.
Сахалин. 1906 год
Пан Тобольский прибыл на Сахалин поздней осенью.
Было воскресенье, поэтому работы в этот день не проводились.
Поляк неподвижно сидел на каменистом берегу моря, смотрел на бескрайний свинцовый простор, и понять по его состоянию, о чем он думал, было невозможно.
Услышал сзади чьи-то шаги, оглянулся.
Это был Михель. Следом за ним стаей семенили бродячие собаки.
Пан Тобольский улыбнулся божевольному, жестом пригласил:
— Присаживайся, Михель.
Тот поколебался слегка, тяжело опустился на камень. Собаки остались в стороне.
Михель показал рукой на море, промычал:
— М-мо-оо-еее…
— Да, море, — согласился пан. — Холодное и страшное.
Божевольный снова показал на воду и снова промычал:
— С-со-оо-ня… У-у-у…
— Да, Соня далеко, — усмехнулся Тобольский. — Очень далеко.
— Сс-со-о-оня…
Поляк посмотрел на него.