Долго я для письменной работы с силами собирался и дух укреплял. С друзьями совещался; они мой замысел не охаяли. Но каковым предстать мне пред вами? Не подобает ведь древнего героя Земли эстонской в виде серого неуча экспонировать, тем паче что дошло до меня, будто немало среди вас моих ярых поклонников и многие вспоминают обо мне с немалым пиететом.
Поскольку при сошествии моем в Ад книжная премудрость была мне начисто неведома, задумал я культурный уровень свой повысить. Усердно трудился над грамматикой, чужеземную речь штудировал, тьму мудрых и заковыристых словечек выучил. Постараюсь доверие оправдать и достойный вклад внести, как у вас принято говорить. Ясное дело, наперед не ведаю, как оно все получится.
Беру рог и отбой трублю. Протяжно, глухо рокочет он под высокими сводами Преисподней. Белогривый, старый мой мерин, привыкший уже к ежевечернему туру-руру, повернул на миг свою морду ко мне и опять принялся овес хрупать; заметил я в сей миг его мудрый и словно бы одобрительный взгляд.
Кладу заранее припасенную для писания тетрадь на широкий теплый загривок мерина.
Ныне положу я начало своему труду.
Alea Jacta est![1]
Безупречный созидатель,
Песнопенье начиная,
Горсть берет в стране мечтаний,
Горсть другую — в доме правды,
Третью горсть — в деревне слухов;
Горсть большую в долг берет он
Из ларей усадьбы мысли [2] …
Любезный читатель! Льщу себя надеждой, что ты, взявший в руки сей манускрипт, уже хоть в малой мере знаком с историей нашего семейства. И потому мне, наверное, нет нужды начинать свое повествование, как говорится, от Адама. Сказать по правде, такая задача была бы мне не по силам, ибо в те давние времена, о коих я поведу речь, на Эстонской земле человека ценили не за пышность и развесистость его родословного древа. Поэтому я о своих далеких предках не больно много знаю. Я, Калевипоэг I, во всех своих делах и свершениях сам себе был опорой, я, как говорят чужеземцы, self-made-man[3].
И все же в немногих словах хотел бы я вам о роде Калевов поведать.
Будучи сыном Калева, прожил я свою жизнь не токмо без фамилии, но и без собственного имени, но ежели бы замыслил завести себе герб, то на нем надлежало бы изобразить двух птиц — орла и тетерку. Старые люди сказывали, что отца моего в Эстонскую землю северный орел на своих крыльях доставил. Орел, конечно, не самое надежное средство воздушного сообщения, но презентабельный его пассажир в глазах очевидцев выглядел весьма импозантно. В те времена люди взирали на небеса с опаской и душевным трепетом, и мой отец, человек мудрый, при выборе транспорта это дело, несомненно, учел. Во всяком случае, вскоре после приземления ему удалось возвыситься до положения ведущего лидера и будущему государству крепкий краеугольный камень заложить. О братьях отца знаю я совсем мало.