И когда завиделся вдали Финский берег, то с трудом я поверить мог, что молодая жизнь моя не окончилась на дне морском. Тут опять вспомнилась мне островитяноч-ка. Стало быть, там кого-то другого дожидались? Стало быть, род мой недостаточно почтенен для них? Горько было у меня на душе от этих дум, а всего горше было то, что довелось мне узнать о женской добродетели. И манила, и прельщала, и умильно миловала! И все сплошная липа! Ничего в этом субтильном создании не было, кроме шарлатанства и показухи. Ну что прикажете после всего происшедшего думать о прекрасном женском сословии?
— Ах, матушка моя дорогая, как же это я мог с дороги сбиться и о тебе забыть! — бормотал я, сокрушаясь. И тут же мысленный обет дал, что буду кружным путем обходить всех молодых девиц и предамся строгому воздержанию. Я этой своей клятве долгое время верен был, хотя теперь, много лет спустя, не могу признать ее разумной и рациональной. В конце концов примирился и привык я к своему холостяцкому состоянию, хотя это, скажу я вам, не бог весть какое достояние.
На Финском берегу свалился я, как сноп, на песок. И осенил милосердный сон многострадального мужа своими мягкими крылами.
Те, кому обо мне все ведомо лучше, чем мне самому, утверждают, что на финском пляже я спал без просыпу двое суток. Но, как известно, все, что однажды началось, свой конец имеет. Окончился и сон мой, пробуждением от коего я начало самой злосчастной главе в моей жизни положил.
Озираясь назад, вижу с несомненностью, что зелен и незрел я был для заграничного путешествия.
Восстал я ото сна, жаждой мщения переполненный. И решил сей же час отправиться на поиски Дуйслара, чтобы счеты с ним свести.
На хуторе его, до коего я после долгих скитаний и розысков добрался, был, по всему видать, порядок и достаток. Добротный дом, молодым дубняком окруженный, блестел, как стеклышко. И много было подсобных строений — амбаров, хлевов, конюшен. Следственно, не врал Дуйслар, когда свой хутор расхваливал, желая для него достойную хозяйку сыскать. Ведь как мужик ни домовит, а все ж для коровьего вымени да огородной грядки женская рука требуется. И вообще правильно говорят, что бабой весь дом держится.
Дуйслар отдыхал, лежа на травке возле хлева. Подле стоял подойник с пенящимся молоком: видать, старый холостяк только что коров подоил. Подойник был грязный, изгвазданный навозом, в молоке мухи плавали, из чего я заключил, что матушки моей тут никак быть не может.
Неужто напрасен был мой круиз? Ужели тщетны были мои устремления?
Покуда я созерцанию и размышлениям предавался, Дуйслар глаза продрал. Увидавши меня, побледнел он как снег и затрясся всем телом. Изумленный, слушал я невразумительный его лепет о матушке, о взгорье Иру, о молниях и о том, что он, Дуйслар, ей-же-ей, ни в чем не виноват и заслуживает снисхождения. Стало быть, он матушку мою умыкнул все же! Так где же она? Вырвал я из земли молодой дубок, отряхнул с корней его землю и с угрозой занес над Дуйсларовой башкой.