Так что оставил я мысль о бегстве. Не хотелось каким-то безродным космополитом становиться.
Что ж, значит, надо засучив рукава за дело приниматься. Но вот беда! Ведь в крестьянской-то работе я ни уха ни рыла. В отрочестве я ведь в основном спортивным играм да размышлениям о своем великом будущем предавался. Дело в том, что молодые богатыри, да и вообще подрастающее поколение не так чтоб уж очень к повседневной работе рвутся. Им подавай приключения, сражения, ратные подвиги. И лично у меня не было ни малейшего желания свой меч на орало перековывать. И все же, никуда не денешься, придется к полевым работам приступать. Ведь земледельцы издревле богатыми считались. А мне необходимо было разбогатеть. Как видите, я к государственным долгам относился серьезно.
Вывел из конюшни нашего старого белогривого мерина, поставил его впереди плуга. Запрягать мне, слава богу, и раньше приходилось.
Привязал я лукошко через плечо, укрепил (на всякий случай) меч на поясе, и вот прекрасным солнечным утром начался недолгий, но широкую известность получивший период моей жизни: пахота Калевипоэга. Мне приходилось видеть художественные полотна, на коих запечатлели живописцы сие событие. Уж слишком оные произведения помпезны и глубокомысленны: твердой рукою с важностью держу я чапыги плуга, словно некое божество плодородия! На картине все это выглядит весьма импозантно, а в действительности было далеко не так блистательно.
Ученые мужи много толкуют о правде жизни, о правде мифа, о правде искусства. А разница между ними порой еще больше, чем между бороздами, Калевипоэгом проложенными, прямо-таки пропасть зияет. Однако истинный пахарь, какую бы ниву ни пахал, смущаться и задумываться о сих премудростях не должен, коли не хочет свихнуться.
Вот я и пахал, трудился в поте лица, а ежели со стороны посмотреть, так первые борозды мои на витые крендели походили. Но я не сдавался, работу не бросал. Крестьянскую закваску и способность доблестно трудиться должен был я всем на обозрение представить. Ежели мужик вкалывает прилежно, ему всякий с охотой снова взаймы даст, а по крайности со старым долгом потерпит. Шагая за плугом, вспоминал я о Дуйсларе. И зачем я, дубина стоеросовая, его угробил! Сейчас Дуйсларовы наставления мне весьма пригодились бы.
Биографы отмечали мою очевидную некомпетентность в части улучшения земель, или мелиорации, и в других-вопросах. Как обычно, они весьма корректно, не останавливаясь на продуктивности и успешности моей работы, уделили основное внимание грандиозности замыслов и силе исполнения. В результате мое нерачительное ковыряние земли производит недурное впечатление: