— Какое же волшебство с сей шапкой провернуть можно? — полюбопытствовал я.
Мне порекомендовали примерить, тогда, дескать, узнаешь. Я в сомнении продолжал вертеть в руках тускло поблескивающий головной убор.
Дева с усмешкой взяла у меня уникальное изделие, не лишенное, между прочим, своеобразной элегантности, и водрузила его на свои пышные волосы. Шапка была деве очень к лицу и придавала ей вид бывалой туристки.
Все, чего ни пожелаешь —
Ради блага иль от скуки, —
Шапка все тебе достанет,
Все волшебное исполнит! —
произнесла дева и, пленительно улыбнувшись, добавила;
Ты расти, расти, подружка!
Подымайся, сероглазка!
Станешь с Калева ты ростом,
Высотою с ним поспоришь!
Надо же! После этого распоряжения хваленая шапка доказала, что не зря ее хвалили: дева начала расти, возвышаться и вскоре сровнялась со мной ростом. Мы встретились взглядами высоко поверх голов простых смертных (впрочем, их там в этот момент не было), ее рот с маленькими темными усиками на верхней губе был рядом с моим, богатырская грудь моя соприкасалась с ее гигантскими персями… А руки! Кабы эти атлетические руки обхватили меня, это было бы объятие равных! Крепкие ноги, казалось, вросли в пол, восхищенным взором не в силах был я охватить мощную громаду ее бедер. Силы небесные! Вот это да! До сих пор я не встречал женщины, которая была бы мне хоть до плеча.
Во рту у меня пересохло, руки дрожали. Не судите меня строго, иначе я поступить не мог: сняв с головы девы шапку, нахлобучил ее на себя. Хотелось изведать, как чувствуют себя карлики: вам небось невдомек, что богатыри иной раз здорово переутомляются от великих своих размеров и сил и порой даже завидуют недоросткам. Вот теперь я и попробую, каково маленькому человеку.
Становись пониже, братец!
Уменьшайся, паренечек!
Стань ты на локоть пониже,
На две сажени уменьшись,
Ты согнись, свернись клубочком,—
промолвил я с дрожью в голосе.
Ты смотри, что делается! Я уменьшался, усыхал, мой зад был уже возле самого пола. Адская дева возвышалась надо мной, словно кафедральный собор, а я был вроде грабельного зуба возле мощных ступней этой тяжело дышащей горы мяса. Покрытое патиной времени, забытое счастье легендарной поры матриархата и мои подсознательные младенческие грезы, сомкнувшись надо мной, лишили меня способности конкретного мышления…
О великое двуединство филогенеза и онтогенеза! Так, вероятно, воскликнул бы на моем месте какой-нибудь ученый муж.
Соединив ладони, дева осторожно подняла меня, поднесла ко рту и принялась согревать своим дыханием. Наверное, детская невинность моего взгляда была трогательна — на толстых (толщиной этак в руку) ресницах девы выступили исполинские слезы умиления, и она легонько погладила меня по голове. Уже в преклонном возрасте прочитав воспоминания путешественника Гулливера, я сообразил, что тогдашняя ситуация была для меня отнюдь не безопасна… Мало ли какая фривольная мысль могла прийти в голову великанше. Но ничего не случилось, дева накрыла меня шапкой, и я начал быстро подрастать. Мне не хотелось опять превращаться в богатыря, я решил ограничиться габаритами среднего нормального эстонца.