Поставщик новостей внимательно на меня посмотрел.
— Может, чего предпринять требуется? — спросил он, глядя мне в глаза и шевеля ушами.
Я помотал головой.
Удрученный и озадаченный, принялся я вновь за работу. Дообеденного рвения не было больше, то и дело ловил я себя на том, что стою, глаза в серое месиво уставив и подняв в руке мешалку, словно палицу.
Так, значит… У зазнобы моей с Колдуном, значит, шуры-муры…
— Блудница, блудница, блудница! — бормотал я, в то же время вспоминая невольно, как стояла адская дева под яблоней, покорно шепча: «То королю лучше знать…»
Пойти колдуна тюкнуть? А какой прок, ежели дева сердце свое отдала ему?
Бросил я мешалку и домой побрел.
А надобно бы к деве поспешить. Пагубным сим промедлением сам я себе изрядную свинью подложил.
Поутру, на работу придя, по глазам тайного советника понял — дело нечисто. Потребовал разъяснений.
— Ах, насчет этой девы-то? Да она, кажись, напрочь к Колдуну махнула. Иные, правда, болтают, что Колдун ее умыкнул, ну да это бабушка надвое сказала… Что такое?.. Королю дурно?
— Ничего, ничего… — Я прислонился к штабелю досок. — Солнце больно здорово печет нынче… инда голову дурманит… Прошло уж…
Тут Олевипоэг подошел и в свою сколоченную из досок лачужку потащил меня. Обложенный чертежами и расчетами, завел он речь о бревнах, нехватка коих грозит ход строительства нарушить. Не мог бы, мол, ты, Калевипоэг, в бедственное положение войдя, еще бревен принести? Слышно, что под Алатскиви их навалом…
Чаша терпения моего переполнилась.
— Понятно, на что намекаешь! — вскричал я. — Да, понятно, однако, было бы тебе ведомо, я и знать не хочу ту, что порядочному человеку шарлатана предпочла. Между нами все кончено. Бревна принесу, ежели требуется, да только не из-под Алатскиви!
Помолчав, спросил Олев негромко, было ли что меж нами, а голос его, всегда ровный, дрожал почему-то, словно листва под ветром.
— Да ничего не было промеж нас. И вовек быть не может!
— Уверен ли в том король? — не сдавался Олевипоэг.
— Ты что, в королевских словах сомневаешься?! — И я гордо сообщил, что насчет сей особы, под землей выросшей, никаких серьезных намерений отродясь не имел.
— Я и сам так полагал, — со вздохом облегчения промолвил Олевипоэг.
По бурному морю плыл я в утлом челне. Не ведаю, сколько дней и ночей. Куда плыл и зачем, не ведаю. Долгими часами валялся я брюхом вверх на дне лодки, созерцая мрачное, как могила, полярное небо, по ночам озаряемое северным сиянием.
И являлись мне видения странные, диковинные.
То в утренней мгле, то в вечерних сумерках возникала предо мною милая моя адская дева. Грандиозна она была, словно башня, и власы ее в тучах терялись.