Генерал глубоко задумался.
Ему было нелегко перейти от скорби по Лазарю Генриховичу к восторгу в связи с неизвестным доброжелателем.
— Дать-то дадим. Но кто это может быть? — спросил он после паузы.
— Не знаю, — ответил Рокотов. — Кто-то, успевший забрать панаму до того, как за ней вернулись. Если вернулись. Нет, наверняка вернулись, не дураки. Однако налицо непрофессионализм, серьезный прокол. И существует кто-то, готовый пойти на риск. Кто-то, имеющей зуб на этих типов. Вероятнее всего — кто-то из обслуги. Возможно, это неприязнь к одному конкретному человеку.
— Например?
— К кому угодно. К самому депутату. К начальнику его охраны. Но скорее всего, как бы там ни было, — к убийце. Если произошло убийство.
— Вечером… — начал соображать Ясеневский.
— Да, — кивнул Рокотов. — Мне или вам — лучше вам, но как распорядитесь — придется ненавязчиво выяснить, кто из персонала отсутствовал в особняке сегодняшним вечером. И почему. И еще — почему он скрывается. Почему все сделано анонимно? Боится потерять место?
— Скорее, жизнь, — хмыкнул Ясеневский.
— Какой положительный депутат, — усмехнулся Влад. — Мои сомнения в его благонамеренности множатся, как бледные спирохеты.
— Он может ни о чем не знать.
— Почему вы так защищаете Боровикова? Вам так сильно не понравился начальник службы его безопасности, и вы готовы все свалить на него?
— Будьте покойны — он не понравится и тебе. Убийства — они по части Коротаева, а не депутата Госдумы.
— Если покоен, то, вероятнее, он, нежели я, — скромно потупил взор Рокотов. — Я не жалую этого слова. Спокойны — вот это куда приятнее.
— Да, — вздохнул генерал и не без пафоса процитировал: — Вечный покой сердце вряд ли обрадует…
— Вечный покой — для седых пирамид, — с готовностью подхватил Влад. — А не поступить ли мне к ним на службу?
Ясеневский снова задумался. За время чаепития ему приходилось заниматься этим слишком усердно и часто, и он вспотел еще больше.
Все-таки погоны берут свое. И чем больше звезд, тем труднее думается…
— Теоретически это возможно. Но есть много «но». Команду набирает Коротаев, начальник службы, это его прерогатива. И она уже набрана и, похоже, полностью его устраивает. Я, конечно, могу подсуетиться. Но за тобой будет особый присмотр. Твою свободу передвижений ограничат, ты не сможешь ступить и шагу без спроса. А если начнешь расспрашивать… Мне не хотелось бы ходить еще и с твоей панамой за пазухой. На тебя дважды смотреть не придется — сразу сообразят, что ты казачок засланный.
— Успокойтесь, я не ношу панаму, — заверил его Рокотов. — Изредка — каску, в случае крайней необходимости.