— Только скажи, Данил, угощение готовить начнем…
— Спасибо, не трудись… — Данил взял чарочку, отпил глоток. Коньяк, конечно, был не «киржачского розлива», настоящий. — Как жизнь, Басалай? Без особых хлопот?
— Когда это мы жили без хлопот, драго… Ты большой человек, у тебя уйма людей на посылках, а бедному цыгану самому нужно за всем уследить, всем угодить и никого не забыть, вот что характерно, иначе обидятся…
— У всех, знаешь ли, хлопоты, — задумчиво сказал Данил, поставив чарочку. — И зря ты говоришь, Басалай, будто нет у меня хлопот… Еще какие.
— У большого человека — мелкие хлопоты, у мелкого человека — большие… Ты большой человек, Данил.
— Мелкие хлопоты — они, знаешь ли, еще надоедливее. Вроде занозы. Заноза у меня завелась, Басалай. И подхватил я ее, гуляя по твоим дорожкам… Хороший ты человек, шэро баро, и люди у тебя хорошие, да при многолюдстве всегда выходит так, что заведется паршивая овца, хоть ты плачь…
Басалай выжидательно смотрел на него. Красив был барон и эффектен, спору нет — хоть библейского патриарха с него пиши, серебристые ниточки светятся в буйной шевелюре и расчесанной бороде, но в густых бровях ни следа седины. «Вот так, должно быть, наши предки-арийцы и выглядели, — подумал Данил, — пока не раскололись на индийцев, славян и прочих немцев…»
— Я вас чем-то обидел, Данил? Наис девлескэ,[12] ничего за собой не знаю… Или мои ребята напроказили?
— Я даже и не знаю, то ли это еще твои ребята, то ли уже не твои…
— Слушай, говори яснее, прошу тебя. Ты человек ученый, диплом есть, Брежнева охранял и насмотрелся, должно быть, на умных и больших людей… А я — цыган неученый, запутанных слов не понимаю, мне, дураку, нужно попроще…
Самую чуточку Басалай нервничал, конечно. Данил не верил, что в доме, кроме них, один Изумрудик, парочка ребят со стволами всегда найдется… Только ребята, сколько бы их ни было, не спасут, если настанут серьезные разборки и тебе объявят, что оттоптал ты, стервец, чью-то любимую мозоль…
— Я тебя, Басалай, люблю и уважаю, — сказал Данил. — Все мы тебя любим и уважаем. И живется нам в нашем маленьком городке вроде бы мирно, как положено соседям… — он умышленно тянул, дипломатия тут была самая что ни на есть восточная. — Но вот заведется вдруг паршивая овца…
— У меня?
— У тебя, Басалай. У тебя, пативало ром.[13] Жора Хилкевич — твой человек?
— Мой. Хороший мальчик, вежливый, маркетингу обучался. Цыгане, Данил, люди простые, деньги привыкли в холстину заворачивать, а холстину класть под кровать, так уж приучены. Чтобы вложить денежку не в пустые бумажки, каких нынче развелось неописуемое количество, а в хорошее дело, без таких ребят не обойтись, пусть они и не цыгане… Неужели Жора тебя как-то надул?