Такая смена настроений была связана с еще одним уговором между аримами и ревнивым двуполым божеством Синанет. Но в чем там крылось дело, не знали даже ученые-антропологи, потому что табу.
— Я люблю красавиц с пышной грудью!
Теперь вождь Ралинавут решил начать первым. Лирику он считал своим коньком, мня себя главным любовником на архипелаге Тыргак. Кроме того, Ралинавут желал исподтишка уколоть соперника, красавца Мэмэрэна. О последнем сплетничали, что он предпочитает жен с маленькой грудью и узкими ягодицами, при случае не брезгуя и мальчиками.
Стрела не прошла мимо. Побагровев от гнева, Мэмэрэн вскочил и обошел собравшихся ритуальным шагом «чурья», демонстрируя статус великого вождя. Косвенным образом, подпрыгивая один раз на каждую дюжину шагов, он выражал насмешку над брошенным вызовом. Головной убор красавца, унизанный жемчугом и перламутром, сверкал на солнце.
Наконец Мэмэрэн остановился, сорвал табьей — пучок листьев горчичного дерева, — заложил его за ухо «на счастье» и развил образ:
— Ибо спьяну есть за что держаться!
— Гы-ын! — шаловливо хихикнули жены силача Куйкынняка.
Жены Ралинавута от стыда спрятали лица в травяные передники. А восемь жен Мэмэрэна забили в ладоши, показывая небу языки от избытка чувств. Согласно здешней мифологии, сто пять божеств ликовали, видя женские язычки.
Одобрение жен, с позиции эстетики аримов, играло особую роль.
Ощутив желание клиента быстрее покончить с этим фарсом, Лючано помог Титу Гнею вскочить. Не встать, не подняться, а именно вскочить. Так, теперь ударим руками о бедра, дважды цокнем языком и на миг прогнемся назад. Откорректировав жестикуляцию таким образом, чтобы вскакивание сочли не позорной торопливостью, а возбуждением от соприкосновения с прекрасным, молодой невропаст потянулся за речевым пучком. Он уже много лет работал самостоятельно, совмещая функции моторика и вербала.
Сегодня маэстро Карл разрешил ему бенефис.
Весь гонорар от работы с Катуллом шел непосредственно на счет Лючано.
— Гын матач! — В воплях собравшихся проскользнуло нетерпение. — Ка-ай!
К счастью, память легко подбросила вполне приемлемый вариант. Третья строка, именно из-за ее контрастности, сочинялась проще. Особенно если ты не сочиняешь, будучи бездарен, как поэт, а вспоминаешь что-нибудь в нужном размере.
Главное, чтобы вожди не могли этого слышать раньше. Обвинение в плагиате понижало статус гостя до почти неприемлемого статуса бродяги. А сделка купли-продажи сразу аннулировалась.
— Волосат и грозен ствол у пальмы! — изрек помпилианец, озвучивая подсказку Лючано.