Вернемся к повествованию — долго мы с ними время терять не стали, выжали из них всю информацию, что нам было нужно, и отдали в руки правосудия. Почему?
Да потому, что после разоблачения Барамии и Берии эти фигуранты письменно давали клятву — не участвовать в антисоветской деятельности, не сотрудничать со спецслужбами Запада. А после повторного разоблачения эта их клятва становилась приговором.
Это было 17 августа 1953 года. Мы тогда не жаловали неисправимых врагов Советского Союза, и потому страна была действительно крепкой. В отличие от 1991 года, когда господа Крючков и Язов не выполнили свою присягу и фактически сдали страну дьяволу.
В Москве мы с Георгием Константиновичем долго разрабатывали каждый свою модель дальнейшей работы нашей контрразведки как внутри страны, так и за рубежом.
Хрущев нас постоянно дергал и интересовался, каковы наши дела. Мы объяснили ему все детали подробно, в которых он мало разбирался, но всегда выслушивал до конца и благодарил за работу. Я ему рассказал о поездке в Китай и об отношении руководства КНР к Советскому Союзу и лично к нему, Хрущеву. «Да, понимаю я, что подналомал дров, — проговорил тогда Хрущев, — ты сам будь поосторожней, один ездишь туда, черт их поймет, что они могут придумать и сделать с тобой». Я его успокоил, что там я являюсь желанным гостем и верным союзником. Потом я затронул вопрос об освобождении Г. К. Жукова с поста министра обороны и переходе Георгия Константиновича на свою основную работу. Хрущев долго ходил молча, а потом проговорил: «Давайте придумаем какую-нибудь авантюру с освобождением Георгия Константиновича, но с пользой дела для контрразведки». На этом мы и разошлись, пообещав Хрущеву проработать эту авантюру.
В кабинете у Георгия Константиновича мы доработали общую модель деятельности нашей контрразведки и договорились: как только будут окончательно выявлены все явки по Дальнему Востоку, мы займемся выработкой авантюры для Никиты Сергеевича.
Г. К. Жуков, немного помолчав, проговорил:
— Какая разница между Сталиным и Хрущевым! Сталин сам бы сейчас с головой ушел в нашу контрразведку и помогал бы всячески, а у Хрущева нет того, что было у Сталина.
Я успокоил Жукова, сказал ему:
— Хорошо, что не мешает. Он, то есть Хрущев, пока не понимает, что началась «Третья мировая война» — пока холодная, но Даллес и вся его псарня всячески хотят ее превратить в огнедышащую.
Г. К. Жуков поднялся и прошелся по кабинету, подошел ко мне и сказал:
— Хорошо то, что мы с тобой мыслим одинаково, я забываю спросить у тебя одно: что ты решил сделать с фигурантами явок, когда все они высветят себя, конечно, с помощью наших ребят?