Черная, заполярная,
Где-то в ночной дали
Светится Русь радарная
Над головой Земли…
Пусть ты не сила крестная
И не исчадье зла,
Целая поднебесная
В лапы твои легла.
Столь характерное для поэта совмещение реального и исторического пластов ярче всего воплотилось в его «библейском» цикле, в частности, в одном из лучших его стихотворений — «Песнь о хождении в край Палестинский». Легенда, рассказанная поэтом о своем дедушке-богомольце, воспринимается как реальность, но одновременно как далекое прошлое, окутанное идиллической дымкой, не имеющее ничего общего с трагедией, которую творят на Иорданских берегах современные «давиды».
Убежденность неотвратимого возмездия сливается в голосе Тряпкина с трагической нотой при обращении к истории и мирозданью от имени погибших, в голосе поэта, принявшего на себя их боль и воплотившего ее в строках, обретших пророческую силу, пронизывающих земной круг и космические дали:
Грохотала земля. И в ночах горизонты горели,
Грохотали моря. И сновали огни батарей…
Ты прости меня, матушка, что играла на тихой свирели
И дитя уносила — подальше от страшных людей…
Проклинаю себя. И все страсти свои не приемлю.
Это я колочусь в заповедные двери твои.
Ты прости меня, матушка, освятившая грешную землю.
За неверность мою. За великие кривды мои.
В последние годы жизни Тряпкин тяжело переживал развал страны и воцарение в ней чужебесия: «И фриц, и лях, и татарва, хватало и другого хама. Но не видала ты, Москва, такой блевотины и срама… И все наши рыла — оскаленный рот. И пляшет горилла у наших ворот. <…> Огромные гниды жиреют в земле. И серут хасиды в Московском Кремле».
Песенный талант тончайшего лирика не иссякал, но в его поэзии все отчетливей звучала нота сопротивления черной силе, накрывшей Россию. Стихи, проникнутые этим чувством, публиковались исключительно на страницах газеты «Завтра» и журнала «Наш современник».