Афонсо отпил содовой, огладил бороду и закончил e нескрываемой гордостью:
— Он — настоящий бесенок, Виласа!
Управляющий, сидя на краешке стула, с трудом сдержал смех. И продолжал молчать, глядя на Афонсо, как бы оцепенев в своей позе со сложенными на коленях руками. Потом открыл было рот, чтобы что-то сказать, но только слегка откашлялся и вновь устремил задумчивый взор на последние вспышки, пробегавшие по догорающим углям.
Между тем Афонсо да Майа, грея ноги у камина, возобновил свой рассказ о маленьком Эузебио. Мальчик на три или четыре месяца старше Карлоса, но он так хил и тщедушен, и все из-за воспитания в португальском духе: до сих пор он спит в окружении нянек, его никогда не купают, боясь простудить, и на нем всегда намотаны рулоны фланели! Все дни он проводит возле теткиных юбок, заучивая стихи или целые страницы из «Катехизиса Постоянства». Он, Афонсо, однажды из любопытства заглянул в эту книжонку и вычитал там, что «Солнце вращается вокруг Земли» (как это утверждалось до Галилея) и что «Наш Господь каждое утро указует Солнцу, куда ему двигаться и где остановиться» и так далее, и так далее. И вот на таких книжках воспитывается будущий бакалавр!
Виласа вновь едва не расхохотался. Затем, движимый внезапной решимостью, поднялся, затрещал от волнения суставами пальцев и наконец произнес:
— Вы знаете, что объявилась Монфорте?
Афонсо, не повернув головы, покоящейся на спинке кресла, невозмутимо спросил, окутанный дымом трубки:
— В Лиссабоне?
— Нет, сеньор, в Париже. Там ее встретил Аленкар, этот юноша, что сочиняет, — он часто бывал в Арройосе… И там он тоже был у нее с визитом.
Оба замолчали. Все эти годы ни тот, ни другой ни разу не упомянули имени Марии Монфорте. Вначале, когда Афонсо да Майа уединился в Санта-Олавии, он был одержим страстным желанием отнять у Марии дочь, которую она увезла с собой. Но в то время никто не знал, куда скрылась Мария с князем, и ни пособничество дипломатических миссий, ни щедро оплачиваемые усилия полицейских сыщиков Парижа, Лондона и Мадрида так и не смогли обнаружить «звериную берлогу», как в то время выражался Виласа. По всей вероятности, оба они проживали под чужими именами; и, будучи натурами, склонными к скитальческому образу жизни, кто знает, не затерялись ли они где-нибудь в Америке, Индии или других еще более экзотических странах? Афонсо да Майа, обескураженный тщетными поисками беглецов и целиком ушедший в заботы о внуке, превращавшемся в красивого, крепкого мальчика и служившем для деда постоянным источником нежной радости, мало-помалу забыл о Марии Монфорте и о своей внучке, столь далекой и неведомой ему, которую он никогда не видел и едва знал по имени. И вот теперь Мария Монфорте объявилась в Париже! А его несчастный Педро умер из-за нее! И Карлос, спящий в своей кроватке, не знает, что у него есть мать!