И тут Муимбус начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом.
Затем он уселся на землю и его поникшие плечи часто вздрагивали.
Из темноты осторожно приблизилось несколько человек, один из них ткнул несколько раз мертвую тушу наконечником копья — тело оставалось неподвижным. Затем они поволокли зверя на расположенную посреди деревню площадку. Туда, где еще вечером пылал огромный костер, и всем было так весело.
Утром мы рассматривали мертвого зверя, и он даже мертвый внушал страх.
Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, рассматривая хищника издали и обсуждая ночные события.
Даже некоторые из мужчин опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же себе и определили.
Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной щеткой на загривке, куцый голый хвост, заканчивающийся кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью с рыжими пятнами подпалин… Я не видел такого зверя раньше, и в моем мире их не было точно. Разве что когда-то давным-давно они вымерли.
В деревне погибло пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.
Что понадобилось этому монстру в деревне, ведь он пришел сюда не охотиться? Или у него волчья повадка, ведь те, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся такими пьяными от крови, что все не могут остановиться.
Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья Муимбуса, вот от Прошкиного багра. Вот отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу. От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо пуля срикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять должен тебе жизнью.
Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя и этой раной перед Мириам он мог гордиться.
Когда Мириам обрабатывала ему рану, она посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая — букашечка мой — а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала у него снять штаны, чтобы осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.
Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он не выглядел уже таким весельчаком, как еще вчера, но на его лице не было и тени смущения, от того, что люди видели, как он рыдал, горюя о погибшей матери.