— Лихо, — восхитился Егоркин. — Красиво горит. И надолго его хватит, этого газа?..
— На наш век хватит, — ответил Мещеряк. — Ты лучше окно занавесь. И чайник поставь. А спирт побереги, еще пригодится.
Не прошло и получаса, как в кухоньке стало тепло, даже парко, и Мещеряк, сняв гимнастерку, остался в тельняшке. Точно так же поступил и Нечаев. И только тогда Игорек проявил к ним интерес. Выходит, они моряки? Интересно…
За ужином говорили мало. Егоркин уплетал за обе щеки — попробуй угнаться. Он придерживался правила: «Никогда не теряйся. Спи, ешь, пей, на том свете все равно не дадут…» В душе он был верным учеником и последователем греческого философа Эпикура, про которого никогда не слыхал. Но при этом он не был жаден и следил за тем, чтобы никого не обделить, не обидеть. Кто посмеет сказать, что Егоркин жмот и обжора? Спросите любого, и вам ответят, что он самый что ни есть компанейский парень, который поделится последним.
Теперь Егоркин блаженствовал. Он жил сегодняшним днем и мало тревожился о будущем, что впрочем, не мешало ему наставлять Игорька на путь истинный. Дескать, тому сам бог велел учиться и учиться. В наше время без образования пропадешь. Всюду — техника. Взять, к примеру, ту же автомашину…
Слушая сытые разглагольствования Егоркина, Мещеряк усмехался. Сам он не стремился добиться расположения Игорька. Знал по собственному опыту, что пацаны не терпят нравоучений. Но и потакать его прихотям, подлаживаться иод него Мещеряк тоже не хотел. Уважение? Любовь?.. Их заслужить надо. Мещеряк еще не успел забыть того, что тоже когда–то был пацаном и мало верил чужим словам и так называемой «отеческой ласке» посторонних людей. В детстве его тянуло только к молчаливым и суровым людям, в которых он безошибочно угадывал и душевность, и теплоту. То были люди дела.
Не потому ли сам он тоже стал человеком дела? Во всяком случае стремился им быть. Вынужденное безделье всегда тяготило его. Вот он уже в Москве. И что же? Вместо того, чтобы действовать, он сидит, развалясь на табурете, и вслушивается в быстрый, вкрадчивый говорок Егоркина. Не пора ли и честь знать?.. Подумав об этом, он посмотрел на часы. Десятый… И сказал себе, что — ничего не поделаешь — придется запастись терпением и дождаться утра. Ночного пропуска у него нет, и первый же патруль остановит его. Да и не имеет он права врываться ночью к чужим людям. Следовательно, надо ждать. И это даже к лучшему. Он устал, ему не мешает отдохнуть…
Ему вспомнилась дорога.
Как–никак отмахали километров двести. Хорошо еще, что к ним в попутчики напросился художник. В разговоре с ним и время прошло незаметно, и дорога показалась легкой, простой.