Пояснения давала Ольга Андреевна.
— Ты забыла про Рекса…
Да, была у них и собака по кличке Рекс. Овчарка. Она им здорово помогала. Особенно в те дни, когда в городе были облавы. Человек не пройдет, а собака…
— Она ни на шаг не отходила от Василия, — сказала Ольга Андреевна.
— Так это была его собака?
Кивнув Нечаеву, она опустилась на железный ящик от пулеметных лент. Силы, казалось, покинули ее. На нее нахлынули воспоминания, и она уже не видела ни жестянок, ни бутылок из–под горючего, валявшихся вокруг, ни людей, которые стояли рядом. «Василий!..» Ее губы шевелились. Быть может, она видела его в камере, на цементном полу, видела, как со стен струйками стекает вода, видела старушку, которая на коленях молится богу… Однажды, как знал Нечаев, ей самой довелось просидеть два дня в такой камере.
— Думаете, это так просто жить под землей? — спросил парнишка. — Сидеть–то было некогда. Все время работа, работа, работа. То копаешь, то долбишь этот проклятый камень. А потом надо печь, варить и одежонку какая ни есть починить, заштопать. Я уже не говорю про бои, про вылазки и диверсии на дорогах. Я вот даже раны врачевать научился. Когда приспичит, научишься. Командир сказал: «Ты в медицинский хотел поступить, вот и лечи, практикуйся. Авось настоящим врачом будешь».
— Не хвастай, — прервал его отец. — Думаешь, товарищу это интересно?
— Пусть рассказывает, — сказал Нечаев. — А что было, когда румыны забетонировали главный ход?
— До того, как забетонировать его, они попытались проникнуть в катакомбы. Только черта с два! Попробуй сунуться с фонарем! Наши снайперы били без промаха. А без фонарей в катакомбы не пойдешь. Вот им и пришлось забетонировать вход.
— А как же вы? Воспользовались запасными?
— В том–то и дело, что не было у нас запасных. Раньше были, но к тому времени… Словом, пришлось искать выход. Горючего уже было так мало, что командир приказал погасить фонари. Только один оставили. Да и то пришлось фитиль обрезать, чтобы горел не так сильно. Ну, с этим фонарем мы и пошли. Было нас четверо, батя соврать не даст. Шли почти ощупью, наобум. Час, второй, третий… А тут с фонарем что–то неладное. Тогда батя снял стекло, вынул нож. И тут мы все заметили, что пламя гнется. Понимаете? Когда пламя гнется? Когда сквознячок. И мы двинулись в ту сторону, и нашли трещину, и стали рыть. Руками. Лопаты и ломы мы побросали раньше, чтобы легче было ползти.