— Этот тихий! Самый спокойный в горотделе был, — сказал оперативник, бегло взглянув на лицо покойного.
Антонина, увидев лицо мужа, отпрянула в испуге. Глаза Олега остались незакрытыми, и казалось, вот-вот выскочат из орбит. Из широко разинутого рта виднелись остатки зубов, прокушенный язык запекся в черной крови. Ею заполнен весь рот. На подбородке и горле синяки — сизые, большие. И без слов патологоанатома было видно, что смерть Олега была насильственной.
— Кто же это его так отделал? — обронила слезу Тонька.
— Сыщем! Найдем! Не сойдет с рук! — читал заключение судмедэксперта следователь горотдела. Он остался поговорить с врачом и попросил всех прочих выйти.
— Я не посторонняя и хочу знать всю правду, кто и за что убил моего мужа, — заупрямилась Тонька.
— Вам все расскажут. Но пока самим нужно разобраться в причине. Хоронить его будем, наверное, из горотдела. Впрочем, это забота начальства. Вас обо всем уведомят. А теперь поезжайте домой, постарайтесь держать себя в руках. Вы еще молодая, не обремененная детьми и стариками, сумеете создать новую семью и быстро забудете нынешнее. К сожалению, сотрудников милиции все чаще стали убивать. Так что думайте в другой раз, с кем жить вместе, — вздохнул человек и, подведя бабу к машине, подсадил ее, простился со всеми, вернулся в морг.
Тонька приехала домой обессиленная. Упала в постель, все думала, почему ей в жизни не повезло? Так и не заметила, как уснула. Хотя был ли это сон?
Едва она сомкнула глаза, увидела, как в комнату открылась дверь и заглянула бабка:
— Не спишь, касатушка?
— Не до сна нынче. А как ты пришла, что я тебя не видела? Где ключ взяла?
— А на што он нынче? Я куда хошь теперь войду. И все без ключа.
— Как нашла меня?
— Свое кровное тепло завсегда сыщется. Ты ж любимицей моей была. А как ушла, ровно сгинула. Про всех запамятовала озорная девка, видать, мало тепла было в твоей душе. А знаешь, как больно, когда родная кровина душой отворотилась от дома и от родных. Все я про тебя знаю нон-че. А то ить плакала ночами, так хотелось увидать, но ты не объявлялась…
— Бабуль, отец убил бы меня!
— Бог с тобой! Он в ту зиму в лесу насмерть замерз. Едины бабы в избе пооставались. А и тебя не докликаться, не знали, где искать.
— А как ты добралась?
— Аль не разумеешь? Померла я вовсе. От всех ушла. Уж какой месяц как схоронили меня по-над рекой, на деревенском кладбище. Редко сродственники навещают, все недосуг. Но я про их едино все знаю. И про тебя…
— Бабуль, скажи, почему вот такая корявая моя судьба?
— Чего ж хочешь, коль живешь, лоб не крестя?