— Слушай, — прошептал Терпухин, — мне за какую лошадь торговаться?
— Без разницы. Вступишь в игру где-нибудь в середине аукциона. Для нас главное — ввязаться. Мы должны отследить весь путь прохождения денег, выявить нелегальные корреспондентские счета. Потом уже по нашим следам пойдут специалисты.
— Да, — согласился Терпухин, — сами мы в нынешней финансовой чехарде не разберемся. Боюсь, что и среди профессионалов вряд ли найдется дока, который бы смог докопаться до истины...
— Ты не думай, — шепнул Бузуев, — неразбериха в этой сфере только мнимая. На самом деле идет мощное отмывание теневых капиталов и оседание их на Западе. Если заручиться поддержкой вверху, то можно
вывести на чистую воду хоть кого...
— Рангом пониже, да? И неугодных?
— Это уж не наше дело.
— Не пори чепухи, — отмахнулся Бузуев. — Калинин не способен на такие финты.
Тем временем объявили первый лот. На середину крытого манежа вывели прекрасную горбоносую кобылу. У Терпухина екнуло сердце. «Так это же Мадонна!» — подумал он, вглядываясь в лошадь. Он даже привстал с места, чтобы получше разглядеть животное. «Точно, Мадонна! Только как она здесь оказалась? — завертелись в голове мысли. — Чеченцы увели... А потом?.. Потом произошло то, о чем рассказывал Демидов!»
Аукционщик назвал начальную, довольно низкую цену — всего четыре тысячи долларов. Ни один номерок не вырос над головами участвовавших.
«Раз это моя лошадь, — подумал Терпухин, — то почему я должен ее упускать?»
Рука Терпухин самопроизвольно дернулась, и он, отмев все благоразумные рассуждения как Бузуева, гак и свои собственные, поднял свой номерок.
Бузуев толкнул его в бок.
— Ты чего шалишь? — пробормотал он, прикрывшись программкой аукциона. — На кой хрен нам эта кобыла?
— Помолчи, — процедил сквозь зубы Терпухин. — Я знаю, что делаю.
— Калинин сидит и глазом не ведет, это не та лошадь! — яростно зашептал Бузуев.
Терпухин повернул голову в сторону Калинина, одетого в штатское. Тот и в самом деле не обращал внимания на манеж, равнодушно рассматривая собственные ногти.
— Как не та? — прошептал Терпухин. — Ты же говорил, что нам все равно, какую лошадь покупать?!
— Не все равно! Ты что, не видишь? Разве за эту лошадь можно отвалить миллион?
Терпухину стало обидно за Мадонну, но он смолчал, не до конца поняв, к чему клонит друг.
Один из участников решился повысить цену.
— Первый лот, — объявил аукционщик, — пять тысяч долларов США — раз, пять тысяч долларов США — два...
Терпухин выкинул свой номерок и выкрикнул новую цену лота, прибавив сразу десять тысяч.