— Немецкие лекари государя нашего погубили!! — раздавался истеричный вопль у начала рыбного ряда. — И прежних государей они изводили!
С этим кличем многие поспешили согласиться. Как же оно иначе-то, немцы —>: от них всё зло! Немцы завсегда виновны! И вот уже толпа суровеет, вытирая рукавом подмёрзшие на морозе сопли.
— Извели-и государя-я!
Откель ни возьмись выкатываются бочки с хлебным вином… Шум. Гомон. Вскрики.
— А кто немцов на Москве привечает?! Кто привёл их к государю-у?
— Кто?? — разом выдыхает быстро захмелевшая толпа.
— Известное дело кто! — разоряется щербатый мужик в распахнутом красном кафтане. — Никитка, государев дядька!
— Верно! Он Немцов привёл! — пьяно ярится, подначивая людей, второй, пялясь бессмысленным взглядом выпученных глаз.
— А ну! — растолкав нескольких мужичков в драных зипунах, на открытое место выходит вдруг широкоплечий, плотный купчина с окладистой бородой. С вызовом посмотрев на заводивших толпу горлопанов, купец закричал, оглядывая собравшихся москвичей, притихших теперь в ожидании дальнейшей потехи. — Люди добрыя, люд московской! — застягивая слова, зычно заговорил купец. — Гляньте-ко, что деется! Людишки вора Борьки Морозова на Никиту Ивановича клевещут, аки на злодея, убивца!
— Так и есть! — вскричал щербатый. — Никитка и есть злодей!
— Лжа это! — сжав кулаки, прокричал купчина. — У тела государева токмо Борька и был, денно и нощно! Неча…
— Сучий потрох!
Сильный удар в ухо поколебал купчину, второй, в нос, сбил его с ног. Толпа охнула, передние мужики подобрались. А щербатый, поигрывая свинчаткой, хотел уж приложить противника ещё раз, как откуда-то сбоку раздался вопль:
— Пошто Демьяна бьёшь, сволота?!
— А чего слухать его, Никиткиного холопа? — ощерился дружок щербатого.
На него тут же кинулись двое крепких мужиков — то были приказчики сбитого с ног купчины. Они принялись умело мутузить обоих смутьянов, а поднявшийся и утеревший юшку купец, раззадорившись, принялся помогать. Толпа свистела и улюлюкала, довольная зрелищем.
Подобное происходило по всей столице — люди боярина Бориса Морозова везде терпели неудачу. Москвичи, уважительно относившиеся к Никите Романову, неизменно прогоняли, а чаще всего — жестоко побивали подстрекателей. А когда в народе появился сам Никита Иванович, прямо обвинявший Морозова в отравлении государя, да говорили один за другим свидетели, обвинявшие царского опекуна в изменах и воровстве, горожане, вооружившись кто чем, пошли к Фроловской башне Кремля. Там, у Чудова монастыря, стояли каменные палаты боярина Морозова.