— Давай! — Офицер снова махнул рукой, и следующие мины с гулким хлопком унеслись в чёрное небо.
На этот раз камни и комья мёрзлой земли взметнулись перед кочевниками, огибавшими крепостицу слева, и заставили лишь нескольких всадников сверзиться наземь с раненых, испуганных коней. Джунгары, надо полагать, и вовсе не заметили этих жертв. Разрывы мин среднего калибра, к сожалению, не смогли наделать большей паники. Укрывшись от очередного залпа лучников за зубцом стены, Жданов вдруг вспомнил предложение комэска Щербакова, озвученное им на совете перед ночным выступлением. Тогда оно было воспринято майором Лавриком как ненужная перестраховка. Что же… Теперь закладка фугасов на подходах к ургинской крепости никому из оставшихся тут не казалась излишней. Дав миномётчикам отмашку на следующий выстрел, Владимир успел оглядеться вокруг. На дворе крепости, освещаемом несколькими фонарями, он увидел медленно бредущего к лестнице, что вела на стену, Дзанабадзара в сопровождении нескольких монахов, которые были погружены в монотонное молитвословие. Они звенели медными тарелками и колокольцами, били в барабаны. Молодой лама и сам пребывал в молитве, сложив кисти рук ладонями на груди и наклонив голову.
«Куда он собрался?!» — негодовал Жданов, со злостью посматривая на приближавшихся халхасцев.
Илья Иванович приказал ему обеспечить безопасность ламы, а тот сам шёл в самое пекло — на стену, где то и дело над головами ургинцев свистели стрелы джунгар. Ругнувшись на растяпу Овцына, пропустившего Дзанабадзара наверх, Владимир бросился к ламе.
— Ты куда?! Ты зачем?! — Владимир злым голосом бросал короткие фразы в спокойное лицо совершенно не знавшего русского языка ламы, придерживая молодого человека за плечи.
Однако тот, внешне ни капельки не напрягаясь, продолжал своё движение, явно находясь в трансе.
— Да стой ты! Куда?! — Жданов буквально повис на буддисте, когда тот принялся залезать на саму стену, держась за край зубца, за которым совсем недавно прятался сам Владимир.
Колокольца в руках монахов продолжали раздражающе звенеть, а лама уже стоял на зубце, и полы его одежд трепетали на холодном ветру. Он воздел руки, продолжая нашёптывать только ему известные слова. А Жданов был готов провалиться сквозь землю от стыда и злости на самого себя. Хорош же он! Сейчас этого дурня нашпигуют стрелами, и будет он как мамина подушечка для иголок зимним вечером. Ох, а майор будет в бешенстве! А Соколов? Отошлют на Лену, золото из-подо мха выковыривать вместе с теми, кто более ни к чему не годен… Однако время шло, а Дзанабадзар продолжал стоять, вытянув в стороны руки. Шапка ламы давно сгинула в темноте, а голова его покачивалась в такт всё усиливающемуся голосу. Его заметили, но не сразу. Глаза кочевникам слепил свет двух прожекторов, которые светили с угловых башен, и получалось, что они, сами будучи на виду, стреляли из луков практически вслепую. Дзанабадзара не посекло стрелами только чудом. Владимир попытался было с помощью подоспевшего Акима стащить ламу со стены, растолкав несмело противившихся этому монахов.