Анри рассказал, как убивали детей, когда маршалу взбредало в голову принять ванну из детской крови. Слуги перерезали ребенку яремную вену и направляли бьющую из раны кровь на своего господина. После смерти очередной жертвы, барон приходил в ужас при виде того, что совершил, падал на колени и принимался истово молиться. Он бормотал молитвы все время, пока слуги мыли забрызганный кровью пол и оттирали стены, а потом сжигали в огромном очаге останки убитого и его жалкие пожитки. На возражение помощника прокурора, что невозможно сжечь в домашнем камине тело, Анри ответил, что очаг очагу рознь и тот, которым они пользовались, имеет поистине
гигантские размеры. Обложенное толстыми поленьями и охапками хвороста, тело сгорало в нем за два-три часа. В покоях дышать было невозможно от запаха горелого мяса, но барон вдыхал эту вонь с упоением.
– Это гнусная ложь! Даже великие изверги-цезари в Древнем Риме не совершали подобного! – вновь возразил помощник прокурора, выполняя предписание во что бы то ни стало защитить проштрафившегося барона.
– Но наш господин вдохновлялся как раз деяниями Тиберия, Каракаллы и других цезарей! Я читал ему хроники Светония и Тацита, он слушал и говорил потом, что отрезать ребенку голову куда приятнее, чем участвовать в торжественном обеде.
Анри рассказал, как барон умерщвлял детей. По его приказу им разбивали головы молотом или палкой. Иногда он садился на ребенка и отсекал ему голову одним ударом ножа, а иногда только надсекал горло, чтобы малыш подольше мучился, или вспарывал животы, чтобы рассмотреть сердце и внутренности. В другой раз он отрубал детям руки и ноги, глядя на корчившийся у своих ног обрубок. Иногда приказывал повесить ребенка, а когда тот уже впадал в агонию, велел снять, делая вид, что передумал. Но не успевал малыш с надеждой вдохнуть глоток воздуха, как ему опять-таки перерезали горло.
После показаний Анри, подтвержденных другими слугами, барон резко сменил тактику. На очередной допрос он явился в одежде ордена кармелитов и принялся каяться. Он даже набрался наглости обратиться за помощью к королю, но тот предпочел не вмешиваться. Однако, неожиданно пришел приказ, запрещающий производить дальнейшие обыски в замках и крепостях сира де Реца. Очевидно, власти опасались, что вскроются еще большие мерзости.
Пытаясь купить себе снисходительность, Жиль де Рец пообещал передать все свои земли и имущество Церкви, умоляя разрешить ему удалиться в монастырь кармелитов в Нанте. Но тут барону не повезло. Его приговорили к повешению с последующим сожжением на костре, но это было лишь малой толикой страданий, которой подверглись истязаемые им дети.