— А что случилось с Ивлин?
— Слава Богу, она сидела сзади и отделалась синяками и царапинами… Когда я очнулась, она пришла ко мне в больницу и рассказала о Рике.
— Долго ты пробыла без сознания? Мона приложила руку ко лбу.
— Почти пять недель. После этого плохо соображала.
— В чем это выражалось?
— Сначала я была убеждена, что вернула Рику кольцо.
Брет нахмурился.
— А почему передумала?
— Потому что кольцо было по-прежнему у меня на пальце. Его сняли только в больнице.
— Но аварию ты помнишь хорошо?
— Нет. Я вообще ее не помню. О том, что случилось, мне рассказала Ивлин… Последнее, что я помню, это шоссе… — Ее голос стал свинцовым от усталости и отчаяния, распухшие от слез глаза закрывались.
Брет лег на кровать, привлек Мону к себе, положил ее голову на свое плечо и баюкал до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным и сонным…
Сознание возвращалось к Моне медленно и неохотно. Лежа с закрытыми глазами, она пыталась снова утонуть в блаженном беспамятстве, но процесс пробуждения начался, и она не могла остановить его.
Хотя мысли были смутными и отрывочными, часть мозга уже сознавала: ей не хочется сталкиваться с тем, что несет наступающий день…
Но в этом чувстве нет ничего нового; оно давно стало частью ее жизни.
Когда в мозгу прояснилось, она решила, что еще рано. И в доме и снаружи было тихо и спокойно.
Не было ни движения, ни привычных звуков. Ни гудения кондиционера, ни слабого рычания моторов, ни шума просыпающегося города. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что находится вовсе не в «Редстоуне». Они уехали в «Голубую лагуну» праздновать день рождения Рика. Он устраивал вечеринку… А потом приехал Брет и все перевернул вверх дном. Он отвез ее в старый сельский дом, отнес наверх в скудно обставленную спальню с белыми стенами и овладел ею…
Наверное, это был сон. Ей столько раз снилось, что Брет занимается с ней любовью…
Нет, не сон. Для сна ее воспоминания были слишком живыми, слишком реальными…
Правоту этого вывода подтверждало ее собственное тело. Слегка помятое, оно все же было непривычно довольным и счастливым. Тревогу ощущал только ее разум.
Мона рывком села на большой двуспальной кровати, и тут ее голова окончательно пошла кругом. Стоял день; рядом с ней никого не было. У нее гулко забилось сердце. Она посмотрела на дверь ванной. Та была слегка приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука. Может быть, он в другой ванной или спустился вниз готовить завтрак?
Одежда Брета исчезла, но ее одежда аккуратно лежала на стуле. Воспоминание о том, с какой легкостью Брет раздел ее, заставило Мону вспыхнуть. Она тут же забыла о счастье и радости, которые испытала, оказавшись в объятиях Брета.