Кейн расстегнул ремень безопасности, встал, помог ей подняться, молча проводил до терминала. Через минуту их уже обнимали Джулия и Ник, Джулия тут же выхватила у Лиз племянницу. Казалось, что вся жизнь сейчас сконцентрировалась вокруг крохотного существа. Это зрелище только утвердило Кейна в мысли, что в этом сценарии для него нет роли, и он начал потихоньку отходить в сторону.
Джулия подняла на него полные слез блестящие темные глаза.
— Господи, я даже не знаю, как благодарить вас, Кейн.
— Она найдет способ, — заверил его Ник. — Джулия никогда не бросает слов на ветер.
— Я всего лишь делал свою работу, — сказал Кейн. Ник положил руку на плечо Кейна:
— Послушайте, у вас найдется несколько минут? — Он подвел его к выходу из терминала. — Я сегодня закрываю ресторан после полудня. Мы хотим в тесном кругу отпраздновать…
Но Кейн замотал головой, не дав ему закончить фразу.
— Никак не смогу. — Он опять ушел в свою раковину, привычно стремясь защититься от внешнего мира. — Я должен срочно заняться отчетом. — В голосе Кейна чувствовалась опустошенность. А печатаю я так, что этого занятия мне хватит на год. — Кейн повернулся к Лиз: — Желаю тебе, Лиз, и Кэти счастья!
— Тебе тоже, Кейн. — Лиз смотрела ему прямо в глаза, не веря, что он действительно может уйти. Но он ушел…
Джулия и Ник обменялись взглядами. Затем Джулия повернулась к своей младшей сестре:
— В чем дело?
Лиз, наконец, выдохнула воздух, который она задерживала в груди, чтобы не разрыдаться.
— Дело в этом тупоголовом упрямце, который боится людей, — сказала она тихо. — Поехали домой? А то я чувствую себя такой усталой…
— Лиз, может быть, мне стоит поговорить с ним? — негромко предложил Ник.
Лиз покачала головой, потом поцеловала его в щеку. Ник обнял Лиз за плечи и, подхватив ее чемодан, направился к выходу. Джулия шла рядом с ним, держа на руках Кэти.
Это было заклятье. Самое настоящее заклятье.
Черт побери, она наложила на него заклятье, и оно оказалось действенным!
Две недели. Он провел без нее две долгие недели: день и ночь… И каждое мгновение она присутствовала в его сознании во всех делах и всех его мыслях.
Кейн всегда сознавал, что его жизнь пуста, но он сам избрал такой путь. Теперь она не просто была пуста, — она была опустошена, и в отдельные минуты он опасался за свой рассудок. Стоило ему закрыть глаза, как Лиз возникала перед ним. Он словно наяву переживал каждое мгновение, что они провели вместе: каждое слово, каждый взгляд, каждый запах, каждый жест, как будто он обречен был воскрешать все это снова и снова, как кассета, которая играет беспрерывно в магнитофоне с автоматическим реверсом. К его изумлению и тревоге, в сознании нередко всплывали те моменты, когда он вглядывался в глазки Кэти и чувствовал ее прямо-таки гипнотическое влияние на его, как он полагал, закаленное сердце. Обе они — и мать, и дочь, — обладали какой-то роковой властью над ним, и это его изнуряло.