За таможней ко мне подошел мужчина в униформе водителя и спросил по-сомалийски:
— Это ты приехала работать у господина Фараха?
Я так обрадовалась, что есть человек, который говорит на моем родном языке! В восторге я закричала:
— Да, да! Это я! Меня зовут Уорис!
Шофер повел было меня дальше, но я остановила его.
— Моя туфелька! Надо спуститься по лестнице и поднять мою туфельку.
— Туфельку?
— Да, да, она осталась там.
— Где — там?
— Внизу, в начале движущейся лестницы. — Я показала рукой в направлении, откуда пришла. — Я ее потеряла, когда карабкалась на лестницу.
Он посмотрел на мои ноги: одна обута в сандалию, другая босая.
К счастью, шофер знал и английский язык. Он попросил разрешения вернуться и забрать потерянную сандалию. Но когда мы оказались там, где я ее потеряла, от нее не осталось и следа. Я не могла поверить, что мне так не везет. Сняла вторую сандалию и понесла ее в руке, шаря глазами по полу, пока мы поднимались наверх. Но теперь пришлось заново проходить таможню. На этот раз таможенник стал задавать вопросы, которые ему не удалось выяснить в первый раз, — теперь он прибег к помощи шофера как переводчика.
— На какой срок въезжаете? — спросил он.
Я пожала плечами.
— Куда направляетесь?
— Я буду жить у своего дяди, посла, — гордо ответила я.
— В паспорте указано, что вам восемнадцать лет. Это правильно?
— Чего? Мне еще нет восемнадцати! — возразила я, обращаясь к шоферу.
Тот перевел мои слова таможеннику.
— Имеете что указать в декларации?
Этого вопроса я не поняла.
— Ну, что ты везешь с собой в эту страну? — объяснил мне шофер.
Я подняла зажатую в руке сандалию. Таможенник долго ее рассматривал, потом медленно покачал головой и махнул нам рукой: «Проходите дальше».
Показывая мне дорогу из переполненного людьми аэропорта, шофер объяснял:
— Слушай, у тебя в паспорте написано, что тебе восемнадцать лет, я так и сказал тому человеку. И если тебя кто-нибудь будет спрашивать, ты должна говорить, что тебе восемнадцать.
— Но мне НЕТ восемнадцати, — сердито возразила я. — Я же не такая старая!
— Да? Ну и сколько же тебе?
— Точно не знаю… наверное, четырнадцать… но я не настолько старая!
— Слушай, у тебя в паспорте написано так, значит, теперь тебе столько и есть.
— О чем это ты толкуешь? Мне все равно, что написано в паспорте. Да и почему там так написано, если я говорю, что на самом деле это не так?
— Потому что так сказал им написать господин Фарах.
— Значит, он сошел с ума! Он ничего в этом не понимает.
Пока мы добрались до выхода, мы уже кричали во весь голос, и у нас с шофером дяди Мохаммеда возникла крепкая взаимная неприязнь.