— Извини, Ари, но ее можно понять. Совсем на тебя не похоже даже не пытаться разобраться в происходящем…
— Меня достали ваши разговоры о том, что на меня похоже и что не похоже… По-моему, это мое право — перестать играться в копа?
— Твои друзья вправе за тебя беспокоиться. После разрыва с Лолой ты сам не свой. Я не так давно тебя знаю, Ари, но с Ирис вы старые друзья, еще бы она за тебя не волновалась. Дело не в том, хочешь ли ты вернуться на работу, а в том, хочешь ли ты вернуться к нормальной жизни или и дальше будешь прозябать в этом баре…
— Отличный бар. И придурков здесь толчется куда меньше, чем в коридорах госбеза, поверь.
— Слушай, я не собираюсь читать тебе мораль. Но помни, если надо, ты знаешь, где меня найти. Сундучок я перенесу в надежное место. Если он тебе понадобится, обращайся. А теперь счастливо оставаться, попробую нагнать Ирис.
Не дожидаясь ответа, поляк встал, дружески хлопнул Ари по плечу и вышел из бара.
Подавленный Маккензи несколько минут сидел, уставившись в пустоту. Он уже пожалел, что так резко говорил с Ирис. Его друзья наверняка правы. Но у него просто не было сил, чтобы заниматься этой историей.
В тридцать семь лет он остался у разбитого корыта. Вступив в полицию по воле случая или, скорее, чтобы угодить отцу — вдовцу, бывшему полицейскому, ставшему инвалидом из-за ранения, полученного на задании, — он чувствовал, что с профессиональной точки зрения ничего не добился. Конечно, он хороший агент, а некоторые даже считают его блестящим аналитиком, но своеволие и врожденная наглость так и не позволили ему найти свое место в жестких рамках госбеза, и теперь он чувствовал себя неудачником. Практически его работа сводилась к череде ежедневных сводок, а два крупнейших в его жизни дела ни к чему не привели. Предпринятая несколько лет назад попытка покончить с засильем Церкви сайентологии во Франции была сорвана неожиданной сменой правительственного курса в отношении «приоритетов» в работе разведслужб. Растиражированного СМИ рукопожатия министра внутренних дел и голливудского актера-сайентолога оказалось достаточно, чтобы Центральное управление вежливо попросило Ари заняться чем-нибудь другим. А дело о тетрадях Виллара из Онкура было преждевременно закрыто.
С Лолой он на несколько месяцев поверил, что сможет преодолеть порожденное этой пустотой головокружение. Молодая женщина, такая свободная, радостная, полная жизни, сумела передать свой пыл Ари. Заполнить пустоту. В ее объятиях ему казалось, что все возможно. Но со временем вновь дали о себе знать разница в возрасте, невысказанное желание Лолы иметь ребенка, профессия Ари, его тяжелый характер… Как он жалел теперь, что не сделал все возможное, лишь бы удержать ее! Он спрашивал себя, не совершил ли он на этом повороте своей судьбы самую большую в жизни ошибку, избрав путь, который их разлучил. Оглядываясь на свое прошлое, мы представляем эти повороты как разветвления дороги с односторонним движением. В прошлое не вернешься, но мы можем угадывать или воображать, какой бы была наша жизнь, если бы…