Кошелек предателя (Аллингем) - страница 20

— Очень мило с вашей стороны, — начал он, — но со мной все в порядке. Я немного устал, но не более того. — Он произнес это опять-таки громче обычного, и хозяин дома невольно отшатнулся, когда слова раздались в молчаливой и холодно-ясной атмосфере.

— Я понимаю, — мягко проговорил Ли, — мне все понятно. Простите меня. О, да, подождите минуту, здесь ваши письма. Я захватил их с собой.

Он достал несколько конвертов из кармана своего просторного смокинга и протянул их Кэмпиону со странно неловкой застенчивостью. Кэмпион взглянул на письма и почувствовал медленно нарастающее удовлетворение. Все они, кроме одного, были переадресованы ему с 17-й Боттл стрит, Пикадилли, и его имя на нескольких конвертах заставило его поверить, что он это он, хотя он прекрасно понимал бессмысленность подобного рода доказательств.

Он взял единственное не переадресованное, а направленное прямо в Институт Бридж письмо и посмотрел на небрежно отпечатанную страницу. Ни один чиновник, имеющий в своем распоряжении секретаря, не отважился бы на такое послание. Обратный адрес был указан просто и без затей.

«Мой офис. Скотланд-Ярд. Вторник».

За этим следовало:

«Дорогой А. К. Сегодня днем состоялся интересный разговор с Пью, которого привез Т. Забавно, что ваша козырная карта — человек по фамилии Энскомб. Он секретарь у Мастеров. Думаю, что староват и имеет сестру. Ради Бога, займитесь этим делом. Следите за календарем. У меня сводит живот от цифры 15, стоит мне ее увидеть или услышать о ней. По этому поводу больше ничего нет. Снова встретился с министром. Я его еле узнал. Приятно общаться с человеком, не скрывающим обычной слабости и гуманности, но на меня он нагнал страха. Теперь я вынужден полагаться только на вас. Все другие пути оказались негодными, а времени осталось так мало. Если вам ничего не удастся, то я, со своей стороны, буду ждать до тех пор, пока поднимется аэростат и поплывет к морю. Это неверный способ, но я не могу переломить себя и написать, что я действительно чувствую. Если это случится, то всему конец, вот что я имею в виду. Как вы знаете, я религиозен, но сейчас молюсь, и, если какой-нибудь проклятый бобби хочет поглядеть, как я это делаю, то пусть приходит сюда и смотрит на своего шефа на коленях. Черт бы вас подрал.

Желаю успеха.

С.».

Алберт Кэмпион перечитал письмо дважды. Сами по себе слова были достаточно убедительны, но существовало и что-то еще. Это письмо поражало, казалось необычным. Наконец до него дошло, в чем причина. Раньше Станислав писал совсем иначе. Он произнес про себя это имя, не осознав, что оно написано не полностью, и сосредоточившись на странных особенностях послания. Станислав Оутс был человеком немолодым, чопорным, полицейским старой школы, а тут он впал в истерику. Это действительно могло испугать, как, допустим, отколовшийся и стремительно летящий вниз обломок колонны Нельсона. Он скомкал письмо и сунул его к себе в карман, но вскоре подумал, что его необходимо сжечь. По спине у него текли струи холодного пота. Ситуация и вправду способна была ужаснуть кого угодно. Вся ответственность возлагалась на него, а он не только не представлял в чем суть дела, но чувствовал себя беспомощным, лишенным возможности действовать из-за омерзительной умственной вялости и ни к чему не годным.