Кэмпиону представлялось, будто усеянный звездами небосвод разверзся и завертелся, как крыша от скороварки. Если Суперинтендант знал, как подействует на Кэмпиона это сообщение, то его игра в кошки-мышки чертовски удалась. Он не дал понять, что ему известно больше, чем он смог сказать. Но перед тем как повернуться и проститься со своей жертвой, он сделал еще одно замечание, и оно оказалось много страшнее первого.
— Сдается мне, что этот тип Пайн к нам крепко прилепился, — откровенно признался он. — Некоторые от любопытства просто голову теряют. Он с вами впервые встретился три дня назад и сам мне об этом сказал прошлым вечером. А со мной он и вовсе незнаком. Вы, наверное, и не думали, что кто-то будет так стараться обратить на себя внимание? Ну ладно, мы еще увидимся.
— Похоже, что Хатч нас покинул. Сейчас ужасно поздно.
Этими словами Ли Обри прервал затянувшуюся паузу. Он говорил с усилием, как будто долго обдумывая, что же ему сказать. Он, Кэмпион и Аманда сидели у камина в гостиной при неярких свечах, над ними нависло угрюмое молчание ночи. Они были здесь уже около часа. Кэмпион вернулся из дома Энскомба как раз, когда приглашенные на обед гости начали расходиться, и узнал, что хозяин дома хочет с ним побеседовать в более или менее официальной обстановке.
Он мечтал остаться с Амандой наедине. Он смотрел на нее, и она становилась ему все понятней и дороже. Как бы ни переоценивались ценности, какие бы ошибки он ни совершил в этом новом для него мире ночного кошмара, она была настоящей и надежной, живой частью его существа, которое он так болезненно открывал заново.
Она сидела в кресле между ними, свернувшись калачиком, внимательная и сдержанная. Аманда казалась очень юной, прекрасно воспитанной, но, и об этом он подумал с внезапным удовлетворением, не умной. Дорогая девочка. Конечно, девочка. В нем возобладало безрассудное и безответное чувство собственника, такое же, как у ребенка, дикаря, собаки. Он окинул Обри гневным взглядом.
Великий человек поднялся и прислонился к камину. Сперва он нахмурился, но потом заметная усмешка самоосуждения вновь искривила его тонкие губы. Он неожиданно рассмеялся.
— Кажется, — сказал он, — мы выяснили все, что надо. Энскомб упал и сломал себе шею. Утром я навещу бедную старую мисс Энскомб. Пока Хатч не соизволит нам доложить результаты, ничего другого не остается. У вас невероятно усталый вид, мой дорогой. Почему бы вам не лечь спать? Мы с Амандой задержимся еще на полчаса и решим, что нам дальше делать с Хатчем. Ты так не думаешь?