— Спокойной ночи, Аманда.
Низкий, приятный голос Обри был мягок, в каждом его слове угадывался скрытый смысл. Он стоял у двери, наклонив голову, хохолок его густых волос по-мальчишески торчал. Ли держал Аманду за руку и раскачивал ее взад-вперед в том небрежном стиле, который Джеральд Дю Морье с успехом использовал во многих своих пьесах. Вряд ли кто-либо назвал его красивым, но держался он с небрежной элегантностью, выглядевшей странной при его крупной, массивной фигуре.
У Кэмпиона создалось впечатление, что Аманда слегка взволнована и ситуация, в которой она очутилась, для нее непривычна.
— Спокойной ночи, Ли, — ответила она как-то по школьному, стараясь говорить заученно и сухо. Повернувшись, она заспешила наверх и, порозовевшая, запыхавшаяся, столкнулась с Кэмпионом.
Она поразилась, увидев его, и начала подыскивать первое попавшееся объяснение.
— В чем дело? — сурово спросила она. — Что случилось?
— Я хочу поговорить с тобой.
— Да. Но о чем же? Я надеюсь, больше ничего страшного не произошло?
Она как будто ждала несчастья и бросилась к нему в комнату, полагая обнаружить там его признаки.
Он последовал за ней и закрыл дверь. Если бы там были засовы, он запер бы на них.
— Ты должна мне сказать, — начал он, — я весь вечер пытался это узнать.
— Что?
— Какой сегодня день?
Она в упор посмотрела на него. Ее светло-карие глаза расширились от изумления. Когда он в ответ взглянул на нее, ее тонкие брови вытянулись в прямую линию и она густо покраснела от гнева.
— Ты, что же, слоняешься ночью по лестнице только чтобы спросить меня об этом. Ты поразительно странно себя ведешь, тебе не кажется?
Конечно, так и было. До него это дошло в тот момент, когда она ему сказала. Для непосвященного его поведение и важнейший вопрос объяснялись просто, он действовал как ревнивый мальчишка. Он почувствовал, что разозлился на нее за собственную беспомощность.
— Я хочу знать, какой сегодня день и какое число, — упрямо повторил он. — Ты единственная, кого я решаюсь спросить. Так какое же?
— Тринадцатое. — Она была в ярости и сохраняла достоинство лишь благодаря ледяному самообладанию.
— Наверное, пятница?
— Нет, вторник. А теперь я пойду спать. Вторник, тринадцатое. Значит, пятнадцатое — это четверг. День, когда надо сделать, что?
Аманда подошла к двери. Он подумал, что она уйдет, не сказав больше ни слова, а он бессилен ее остановить. Он был совершенно неподготовлен к очевидно одной из лучших черт ее характера — умению улаживать конфликт. На пороге она обернулась и внезапно улыбнулась ему.
— Я ухожу как-то очень театрально, Алберт, — заметила она. — А в чем дело?