Сонечка смерила меня задумчивым взглядом.
— Мне сегодня исполнилось пятнадцать лет, разве ты забыла? Мне пятнадцать лет, то есть пошел шестнадцатый. Меня не возьмут в детский дом, ведь я уже почти взрослая.
Она не знала, что ответить, а с ней этого еще никогда не случалось.
— Ну, не плачь, — вздохнула она, чтобы показать мне свое сочувствие. — Если ты станешь плакать, то и я заплачу, оттого что ты плачешь.
Ох, нет, я так не сумела бы сказать и никогда бы так не сказала, но теперь я подумала: дорогой ты мой путаник, сердечко мое маленькое, как это ты умеешь всегда думать о других и никогда о себе? Как ты посрамила эту почти взрослую Олину Поломцеву!
— Но козляток раздавать ты будешь, не бойся, — сказала я. — Тысячу козлят! И еще многое другое.
— Да? — обрадовалась Сонечка. — Вот и хорошо. Но как же, если тебя там не будет?
— Очень просто, Сонечка! Я буду их рисовать дома и посылать тебе по почте.
Мы начали объяснять Сонечке, как придет по почте письмо. Объясняли, объясняли, но никак не могли изменить ее представление о почте. Сонечка представляла почту в виде доброй тети, которая водит за ручку письма, как детей, чтобы с ними по дороге ничего не случилось. У нее обо всем такие своеобразные представления. И они всегда во сто раз прекраснее, чем действительность.
— Только бы ты не плакала, — и она похлопала меня по руке, как взрослая.
— Не буду, — сказала я.
Но я вовсе не была в этом уверена.
Потом мы решили поискать по радио джаз и немножко попрыгать, как вдруг в комнату вопреки всем обещаниям вбежала бабушка. Но не для того, чтобы ужасаться. Таинственно улыбаясь, она сказала:
— Ну-ка, выходите на кухонный балкон! Берите пальто и бегите!
Кто надел пальто, а кто выбежал просто так.
Ну и зрелище! Под балконом стоит капелла — ребята с нашего двора. Три скрипки, гармошка, труба, две гитары, один колокольчик для коров и разные инструменты из консервных банок. И все музыканты играют так воодушевленно, что мы, именинники, чуть не рассыпались на куски, до того мы были растроганы. «Придворные дамы», то есть маленькие девчонки, стояли вокруг музыкантов, хлопали в ладоши, пели что-то и махали нам, как будто мы президенты и они встречают нас овациями. Меня, Еву и Ивана — он был между нами — Марцела подтолкнула вперед, и мы стали у перил, как дураки в витрине. Она все это и организовала, чтобы повоображать перед Йожо Богунским.
Когда это дошло до нас, мы тоже начали дурачиться и бросать в музыкантов чем попало. Они грозили нам трубой. Труба сияла как золотая, потому что наконец-то вышло солнышко и стало припекать по-настоящему.