И я больше не стану к ним приставать. «Не бойся, — сказала однажды тетя Маша, когда я ее об этом спрашивала, — они не разведутся. Ведь они не могут друг без друга жить! Просто они слишком тонко чувствуют и у них слишком высокие требования — они не могут примириться с тем, что между ними уже не все так, как раньше. И верно, действительно не так! Время все меняет, Олечка! Даже любовь. Думаешь, я боготворю дядю Томаша, как в молодости? Этого еще не хватало! Страдать, плакать из-за того, что ему обед не по вкусу! Сварю, и хочешь — ешь, не хочешь — не надо. Могу тебе сказать, так мне больше нравится. И еще могу тебе сказать, что, если бы он не болтался под ногами и не злил меня, кажется, я бы с ума сошла от горя. Вот какие загадки бывают, девочка. Вот и с вашими, пожалуй, что-то в этом роде».
Наверное, так. Надеюсь. А приставать к ним больше не буду. Лучше пойду с ними на прогулку. Потом забаррикадируюсь в комнатке и открою производство козлят. На каждой картинке по семь козлят, и чтоб все разные — пусть Сонечка возьмет их с собой в детский дом. Я и к другим сказкам картинки нарисую. Надо, чтобы их было очень много, но это-то меня и радует. Я так рада этой работе, так рада, что мне хотелось бы, чтоб она никогда не кончалась. И может быть, я ничего другого и не захочу делать в жизни. Годы учебы, которые еще грозят мне, я уж как-нибудь выдержу, не тупица же я, учусь легко. Кто хочет заниматься детьми, не имеет права быть дураком. Никто так легко не распознает дураков, как ребенок!
Право, мне кажется, что я не захочу делать ничего другого, кроме как на радость детям рисовать. И когда я нарисую картинки ко всем старым сказкам, стану выдумывать новые. Ведь и для Сонечки я иногда выдумывала, и они ей нравились.
В самом деле, если задуматься, то видишь — не хватит мне старых сказок. Не хватит. Никак не хватит, потому что я хочу, чтобы у каждого ребенка был свой рисунок, а к нему особая, только для него предназначенная, собственная сказка.