Другие негры держали Херберта, покуда рану ему не промыли и не заклеили, а потом уложили в постель, чтобы он заспал и дурь, и драку.
На следующий день он пришел в тот дом, где жили его жена и дочь, и был он просто вне себя от ярости.
— Где эта твоя девчонка, Меланкта, — сказал он жене прямо с порога, — если опять торчит на конюшне у Бишопов с этим желтопузым трусом Джоном, я вот слово тебе даю, убью ее на месте. Нечего сказать, замечательная у меня дочка. А ты, спрашивается, почему за ней не приглядываешь, ты ей мать или кто?
Меланкта Херберт всегда вела себя как взрослая и очень рано поняла, как нужно пользоваться своей женской силой, но все-таки, какой бы умницей Меланкта ни уродилась, она знать не знала и ведать не ведала, что бывают по-настоящему дурные вещи. Она даже понятия не имела, что люди имеют в виду, когда говорят при ней о чем-то таком, что только-только начинало шевелиться где-то у нее внутри.
И вот теперь, когда отец начал к ней цепляться, вне себя от ярости, она никак не могла взять в толк, чего он так настойчиво пытается от нее добиться. Он все злился и злился, и заходил то с одной стороны, то с другой, но того, что он хотел от нее услышать, она еще и сама по-настоящему не понимала. Она просто молчала и ничего ему не говорила, о чем бы он ее ни спрашивал, потом)>7 что Меланкта была смелая, просто отчаянная, и к тому же в те времена ненавидела своего черного папашу так, что просто ужас.
Когда все понемногу улеглось, Меланкта начала понимать, какая в ней живет сила, как она иногда шевелится где-то внутри, и еще теперь она поняла, как этой силой можно пользоваться, чтобы стать еще того крепче.
Эту битву с собственной дочерью Джеймс Херберт проиграл. Постепенно он забыл об этом, как забыл и о Джоне, и о длинном порезе от острой джоновой бритвы.
Меланкта тоже почти забыла, как она ненавидит своего папашу, потому что куда интереснее было прислушиваться к той силе, которую она теперь в себе ощущала.
Меланкте теперь уже почти и дела не было до Джона и его жены, и даже до прекрасных лошадей на конюшне. Тамошняя жизнь была слишком тихая и привычная, и не возбуждала в ней ни интереса, ни волнения.
У Меланкты теперь уже по-настоящему все началось как у женщины. Она была готова, и начала шататься по улицам и темным закоулкам и знакомиться с мужчинами, чтобы понять, какие они на самом деле, и как они работают и что у них к чему.
За эти следующие несколько лет Меланкта узнала много способов научиться уму-разуму. Она шла то по одной дорожке, то по другой, и иногда где-то вдалеке ей начинал брезжить свет настоящей жизненной мудрости. Эти годы учения завели Меланкту Херберт прямиком в сплошные неприятности, хотя за все эти годы Меланкта ни разу не делала и не имела в виду ничего по-настоящему дурного.