Даже в этом огромном куполе были свои районы бурь, темноты и неизвестности.
Какой-то несчастный муравей карабкался вверх по травинке. Недолго думая, Норм наступил на него, тут же отдернул ногу, вздрогнул, будто увидел что-то очень неприятное, и поспешил домой. Открыв дверь, он уже готов был улыбнуться с облегчением. Но улыбка не получилась. Он остановился, наблюдая за семьей.
Его мать возлежала на наполненной воздухом кушетке со страдальческим видом.
Отец сидел возле нее, тупо уставившись в пространство. Он поджал губы, что делало его еще более мрачным.
Элисоун устроилась на эластичном полу, в том месте, где он плавно переходил в стенку. Она выглядела одурманенной. Лицо ее было белым, а веки — красными.
Виллисоун сидел возле нее и как-то странно поглядывал на Норма. Его пальцы играли со срезанным цветком, перегибая лепестки, он время от времени отрывал их.
Норм подошел к панели телеконтактной связи и достал из приемной щели свежевыгравированную на золотой пластине собственную смертную повестку.
Он принялся изучать аккуратную надпись «Вы, Нормсай (следовал его гражданский номер), выбраны судьбой, чтобы заслужить наивысшую честь, которой только может удостоиться человек в этом мире. Вы будете…»
Он услышал, как чей-то бессмысленный голос произнес: «Ну что ж, кто-то ведь должен их получать». Тут только он понял, что это его собственный голос.
Его мать первая отреагировала на это. Она стояла и говорила таким хриплым, полным страдания голосом, словно до этого добрых полчаса произносила речи:
— Что ты говоришь, Норм? Это ужасно! Неужели ты не понимаешь, что ты будешь…
— …конечно, только на благо человечества и чтобы предотвратить еще худшие разрушения, — вставил отец извиняющимся тоном.
— Все пропало! Все пропало! — задыхаясь от рыданий, выдохнула Элисоун и обвила его руками.
Норм осторожно посмотрел на них. Мать крепко держала его за руку. Отец выглядывал из-за ее плеча. Мягкие волосы Элисоун прижались к его щеке. Только Виллисоун держался и стороне.
Он снова услышал отстраненный голос: «Это вызов нам, и никто не сможет помочь».
— Не говори так! — умоляла мать. — О, Норм, я не могу представить себе, что они заберут тебя. Почему это должно было случиться именно с нами?
Отец бесцельно уставился в стену. Его губы шептали:
— …и тогда, когда он такой молодой, только начинает жить.
Он произнес это, словно обвиняя кого-то невидимого.
— Не позволяй им, Норм, — рыдала Элисоун у него на плече.
— Вы ничем не сможете помочь, — произнес все тот же бессмысленный голос.
Норм начинал ненавидеть каждую его ноту. Мать отошла в сторону. Слезы лились по ее щекам.