Все его долговязое уставшее тело расслабилось. Внешне он был спокоен. У него было большое задумчивое лицо. Казалось, морщины придавали ему еще большую значительность. Черты лица, способного выражать как суровость, так и юмор, оставались, как правило, добродушными. На нем ясно читались все этапы его долгой жизни. Это было лицо человека, который разбирался в людях и знал, как ими руководить.
В кабинете все оставалось неподвижным. Двигался только шишковатый указательный палец М’Каслри. Он скреб подлокотник кожаного кресла — взад-вперед, взад-вперед.
М’Каслри был похож на великого руководителя. После каждого важного решения он мучительно взвешивал свои действия. Он спрашивал себя, не мог ли он поступить по-другому, и сравнивал страдания, которые будут вызваны его решением, со страданиями, предотвращенными им же.
Но под этой маской скрывалось нечто, разительно контрастировавшее с благополучной идиллической внешней картиной. Это проявлялось и в неуклюжей позе, и в грубоватой темной одежде. Но и это — лишь незначительные подробности. Основную же подоплеку его двойственности раскрыть было невозможно. А если бы, тем не менее, это удалось, оказалось бы, что это человек с чудовищными отклонениями, что он находится не на своем месте — и в пространстве, и во времени.
М’Каслри не взглянул на вошедшего без стука Дж’Вилоба. Это был худощавый, с остреньким подбородком секретарь по вопросам безопасности. Выражение его лица показалось бы капризным, если бы не было столь напряженным. Он тоже производил впечатление человека с отклонениями, но в его случае причины были не столь очевидны. Казалось, что глядишь на гибрид лемура и хорька в человеческом подобии — вылитый Геббельс.
Войдя, Дж’Вилоб подозрительно огляделся по сторонам. Некоторое время он расхаживал взад-вперед, покусывая губы. Наконец обронил:
— Я нашел еще один комплект этих проклятых шахмат.
М’Каслри шевельнулся, медленно потер веки.
— Это уже третий за неделю, — продолжал Дж’Вилоб. — Я, конечно, разломал их. Но это взбудоражило меня. Очевидно, кто-то знает, что я мог стать самым великим шахматистом в мире. Знает, что я бросил свое увлечение, чтобы полностью посвятить себя правительственной деятельности, так как нельзя быть слугой двух господ. Знает, что такое шахматы для меня и как они меня все еще соблазняют. Этот некто специально оставляет везде шахматы, чтобы расстроить меня. Он знает, что значит для меня один только их вид.
Он продолжал расхаживать по комнате. М’Каслри поднял свои лохматые брови.
— Мистер Дж’Вилоб… — начал он, покачав указательным пальцем.