Иван тут же ткнул карлика пальцами в грудь, даже отшиб их немного; Авварон страшно обиделся, нахмурился, затрясся.
— Извини, — объяснил Иван, — мне вдруг померещилось, что ты сам улизнул отсюда и опять вместо себя фантом оставил.
— Чисто земная ограниченность, — заключил Авварон. — И вообще… — он даже задохнулся от возмущения, — и вообще — откуда эта подозрительность, откуда недоверие такое?!
Иван не стал разъяснять, откуда в нём было недоверие, одно слово могло породить сотню ответных и лишь усугубить положение.
— Раз собрались, так пойдем! — заявил он.
Карлик враз успокоился.
И на глазах у ошеломленного, растерянного Ивана превратился в растрепанного и косматого филина, того самого, с клюкой в мышиной лапке и с обрывком железной цепи. Только глаза не изменились — это были те же базедово-чёрные сливины со зрачками-колодцами.
Филин ударил клюкой в стол, отчего тот неожиданно накренился, треснул, а потом и вовсе развалился, так, что Иван еле успел отдернуть локти, поджать колени. Надо было хватать оборотня, хватать немедля!
Но поздно. Филин Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного взмахнул сизыми взъерошенными крылами, подняв по избе тучи пыли и сметая седую обветшалую паутину, ухнул глухо, раскатисто и вылетел в окно — только скользнула его чёрная тень по внезапно выплывшей из-за мрачных туч мертвецки желтой луне.
Иван вскочил на ноги и с досады пнул дубовый табурет. Тот рассыпался, словно был трухлявым донельзя.
Чертовщина! Наваждение! Ну как тут можно работать?!
Иван был вне себя от бешенства. Бред! Он прошел четыре круга какого-то внешнего барьера, пробрался через охранительный слой, если верить этому негодяю, этому подлому оборотню, и что дальше?! Где он?! Куда идти?! Или, может, заночевать в этой милой пыльной избушке? Утро ведь вечера мудренее?!
Нет! Он отыщет колдуна, будь тот хоть трижды инопланетным!
Иван, подхватив меч и лучемёт, прыгнул к выходу, снова сшиб что-то звеняще-гремящее в сенях, но не стал задерживаться, а сильным ударом ноги вышиб тяжёлую дверь, выскочил наружу.
Он остолбенел. Нестерпимый зелёный свет ударил ему в глаза. На дворе был день, а не ночь. Да ещё какой день! На Земле таких не бывает.
Нагромождения диких поросших красным мхом валунов закрывало от Ивана ослепительно-яркое светило. Но и тех лучей, что пробивались сквозь завалы, хватало, глаза еле выдерживали. И никакого леса, никакого болота, даже ничего похожего!
Иван обернулся. Избушки за его спиной не было.
Там, в тени скалы, поросшей фиолетовым лишайником, изъеденной дырами или норами, лежало, бродило, шевелилось и облизывалось целое стадо каких-то ожиревших и на вид малоподвижных чудовищ. У каждого было по четыре глаза во лбу, и все эти глаза — мутные, сонные, бессмысленные глядели на Ивана, ничего при этом не выражая. Многомерный мир! Проклятье! Опять он вышел не так, опять позволил себе ошибиться. Надо было лезть в окно, за филином-колдуном, а его как порядочного в дверь потянуло. Напасть! Иван даже успокоился от неожиданной перемены. Перемены его никогда не пугали, наоборот — придавали сил. И вообще, неизвестно, может, туг в другом дело, может, вылези он в окно, было б ещё хлеще.