—Ты должен писать о том, что тебя волнует, и не думай о тех, кто будет читать твою книжку, всегда найдутся люди с пониманием.
—Но если это будет не детектив, то что? Не любовный же роман ему сочинять?
—Ты помнишь, Франсуа, романы в картинках, которыми зачитывалась мама?
—Такое только в страшном сне может присниться.
—Мариза, милая, он будет писать о себе, о тебе — это просто.
—Обо мне?
—А что, я не имею права?
Мариза всё кружила вокруг «крайслера» Жака, она держала в руке кулек с жареной картошкой и склёвывала ее с методичностью ручной птицы. Жак сидел на крыле машины, а я, вытерев руки о фартук с улыбкой первопричастника, протянул ему кружку пива «Букингем». Мариза:
—Жак, ты довезешь меня до дома?
—Конечно. Пока, Франсуа.
—Привет, Галарно! Здравствуй, Солнышко!
—(Жак Маризе): Это папа так говорил по утрам. Он говорил: отче наш — солнце, его ведь зовут, как и нас: Галарно. Оно хоть и взирает на нас сверху, но из нашей семьи.
Из-под тронувшейся с места машины выскочили камешки и ударились о стенку киоска. А парочка умчалась, как чумная. Я ни о чем их не просил, я вообще никогда ни у кого ничего не прошу. В прошлый вторник Мариза сама пошла за двумя толстыми синими тетрадями в магазин «Эно Драгстор»[32] (он вполне мог называться «Аптекой Эно», но этот придурок Эно так рад, что умеет говорить по-английски, что если его жена ему скажет: «Я тебя люблю» вместо «I love you», ему просто-таки не прийти в возбуждение. Эно — типичная жертва колонизации: одно яйцо у него выкрашено в цвета британского флага, на другом — папский герб!)
Я не просил, чтобы мне открывали окно, но раз уж оно распахнулось, пусть туда врывается ветер, и мне не важно, что думает об этом Мариза, да и на мнение остальных наплевать. Я иду по тропинке, как мул. Составляю опись моей души: там дешевые романы, агенты Икс-13, костяные расчески, пакетики с запахом, пошловатые брелоки, немецкие штопоры, английские презервативы, бежевые целлофановые шапочки в желтых конвертах, квадратные паззлы с цифрами, переводные картинки с изображением Бэтмена, свинцовые пульки для чешского карабина, мятные леденцы, чтобы хорошо пахло изо рта, магнитные медальки, которыми украшают ветровое стекло машины, японские бумажные цветы в склеенных раковинах, которые раскрываются в стакане горячей воды, искусственные мушки для рыбалки, мечты, огромные как океан, порывы уехать, свалить к чертовой матери.
Эта вечная тяга к путешествиям досталась нам от первопроходцев, а от старой Франции — потребность возвращаться в родные места и отчищать потом в баке с кислотой сосновую мебель от желтой краски, летом, за кухней в саду.