— Крепко, — твердо сказал Харламов.
— Гляди не пошатнись. Я слыхал, старики промеж себя толковали — казаков-то с мужиками поравняют.
— Ну и нехай. Все должны быть равные. Я, батя, не пошатнусь. У меня линия верная.
— Ну в час добрый… Ты, Степа, расскажи, как батарею забрал, — попросил старик.
Дверь скрипнула. В хату вошел Федя, нагруженный седлами. Он сложил их в угол и молча присел на лавку. Харламов посмотрел на него и начал рассказывать.
— … И вот, стало быть, несут приказ от командующего армией товарища Ворошилова разбить генерала Толкушкина.
— А у Толкушкина, сынок, большая сила была? — спросил Петр Лукич.
— Пехотный корпус и два полка кавалерии. Старик с удивлением покачал головой.
— Ты, Степка, часом, не брешешь, сынок? Конной дивизией да на корпус пехоты? Чудно!..
Харламов усмехнулся.
— А нам, батя, не впервой. Попривыкли. Да… И все бы ничего, да погода переменилась. Такая мокреть пошла… Дело-то к весне. Заквасило, поплыло. Снег тает. Ручьи бегут. Балки водой заливает. А грязюка! Как пеший ступишь, нога вынается, а сапог остается. Вязко. Под орудиями кони становятся. Короче сказать, тяжелое положение, Семен Михайлович над картой смекает, как быть. Потом построил дивизию и говорит: «Товарищи бойцы! Много мы с вами белых гадов поуничтожили за народное дело. Теперь имеем приказ разбить генерала Толкушкина. Он, вражина, окопался. В Ляпичеве за колючей проволокой сидит и смеется над нами. Стало быть, без артиллерии его не выбить: проволока и сила большая. Но по такой дороге нашим коням пушек не вытянуть. Приказываю: батареи и тачанки с пулеметами оставить на месте. К ним — полк прикрытия. Батарейцам на коней сесть. С нами поедут. А как дойдем до Толкушкина, навалиться на него тремя полками внезапно, а первое дело — батареи у него отнять и с тех батарей смертным боем беспощадно крыть белого гада».
— Ловко! Хи-хи-хи-хи! — залился Петр Лукич. — Вот это расплановал! В самую точку попал. Славно! Так и сказал?
— Ну, может, что и не так. Я, батя, в общем рассуждении мыслей рассказываю. Много он еще чего тут говорил и так ладно распорядился, что не успел Толкушкин чаю напиться, а мы уж полком достигли его. Рубим, бьем, батареи у врага берем и с них его кроем… Я сам в разъезде шел, в головном дозоре, за старшего. Со мной ребята бойцовские. Меркулов, атаманец, и мой дружок Митька Лопатин — шахтер. Только мы с балочки — и вот она, батарея. С тыла зашли. Мать честная! Зараз, думаю, кадеты нас обнаружат. А разъезд поотстал. Что делать? Только, помню, Семен Михайлович все про внезапность наказывал. Я и шумнул ребятам: «Даешь атаку!» Как мы вдарили с тыла! Митька мой было тут пропал. Командир батареи в него два раза с нагана ударил. Ну а тут и взвод подоспел с батарейцами. Завернули орудия и ахнули с прямой наводки… Вот, стало быть, какие дела! Корпус разбили, взяли в плен две тыщи пехоты, шестьсот сабель кавалерии, девятнадцать орудий и пулеметов сколько-то, а нас в трех полках и двух тысяч не было…