В донесении, адресованном на имя генерала Савельева, сообщалось, что части конного корпуса Мамонтова в восемь часов вечера прошли через расположение 8-й гундоровской дивизии генерала Гуселыцикова и двинулись в общем направлении на станцию Таловая.
— Ну, спасибо за сообщение, — сказал Буденный, посмеиваясь. — У нас это давно известно.
Бахтуров сделал движение. По его красивому лицу прошло выражение догадки.
— Семен Михайлович, — сказал он, — знаете что? Мне кажется, мы так неожиданно попали сюда, что они еще долго будут поддерживать связь с Калачом?
— А что? Конечно, буду — Буденный повернулся к Зотову. — Степан Андреевич, организуй прием донесений. И так организуй, чтобы ни один связной не ушел…
— Слушаю, товарищ комкор, — Зотов звякнул шпорами. — А что прикажете делать с генералом?
— Так я же сказал — отправить его в штаб фронта, когда наладится связь.
— Хорошо сказать — отправить, — тихо заворчал Зотов. — Он же по дороге дуба даст. Помрет.
— Чего ты бурчишь? — спросил Буденный,
— Не доживет он до отправки, — сказал Зотов, нахмурившись. — Заболел. Лихорадка трясет.
— Ну и что же ты предлагаешь?
— Да я бы пустил его к богу в рай… Пусть идет куда хочет.
— Гм… Нет, так нельзя. — Буденный бросил взгляд на Бахтурова. — Как твое мнение, Павел Васильевич?
— Мое мнение? — Бахтуров пожал плечами. — Я бы первым долгом напоил его горячим. А там видно будет.
— Правильно, — согласился Буденный. — Пусть его накормят. А потом я с ним разберусь. — Он покряхтел, словно извинял себе слабость к старому человеку.
К рассвету было перехвачено тринадцать донесений, полностью подтверждавших предположение Буденного, что группа генерала Савельева должна была соединиться с Мамонтовым для совместных действий во фланг и тыл 9-й красной армии. Кроме того, Буденный узнал, что конный корпус Шкуро прошел город Бобров и находится в движении на Воронеж. Все это говорило о том, что белая конница готовится к сокрушительному удару в тыл Южного фронта. Поэтому Буденный отдал приказ о немедленном выступлении на Таловую, в районе которой он надеялся перехватить Мамонтова.
Наутро конный корпус построился на северной окраине Калача и переменным аллюром двинулся в северном направлении.
В большом купе салон-вагона при свете свечи сидели за столом два человека. Один из них, сутуловатый, в полковничьих погонах, говорил низким уверенным голосом, положив большие волосатые руки на стол. Другой, седоватый капитан, молча слушал его с сосредоточенным выражением на старом лице.
— Сейчас мы переживаем наиболее острый момент, — веско говорил полковник. — Мы подходим к Москве в должны быть чрезвычайно осторожны в высказывании своих истинных взглядов. Мы не предрешаем ни будущего государственного устройства, ни путей и способов, коими русский народ объявит свою волю. Вот какая позиция должна быть сейчас у нашей печати, Алексей Николаевич. Это установка верховного командования, и тебе как новому начальнику Освага