«Да, — думал Буденный, — вот так и воюй, связанный по рукам и ногам». Действительно, стычки с белыми больше сводились к защите беженцев, а не к уничтожению неприятеля. Надо было как можно скорее добираться к Царицыну, но некоторые отряды, разложенные думенковской вольницей, вообще не хотели двигаться дальше и на митингах выносили решения не уходить из родных мест.
Приехав в расположение конных партизан, занимавших старый казачий лагерь, Буденный отдал лошадь коноводу.
— Ну как, Семен Михайлович? — спросил Федя, оглядывая покрытого пеной жеребца, который, переступая с ноги на ногу, нетерпеливо перекатывал во рту удила.
— Хорош… Пойдет… — сказал Буденный. — Смотри выводи его хорошенько.
Узнав, что Думенко у себя, Буденный пошел мимо коновязей с привязанными вдоль них разномастными лошадьми. За ними среди землянок белели две-три палатки.
Скакал казак через долину,
Через маньчжурские поля.
Скакал он, всадник одино-окий…
донесся хриплый голос из крайней палатки, где помещался Думенко.
«Опять пьяный», — подумал Буденный.
Он вошел в палатку. Три человека, поджав ноги, сидели на попоне вокруг большой миски с вареной бараниной. Один из них, толстый, чем-то похожий на Тараса Бульбу, говорил, обращаясь к Думенко:
— Я хохол. А шо такое хохол? Душа нараспашку и мотня в дегтю. Душа широкая. Понимаешь?.. Дай я тебя поцелую! — Держа в руке щербатую чашку и расплескивая спирт, он лез целоваться.
Буденный кашлянул. Думенко поднял на него красное лицо с широким, как у быка, низеньким лбом, обрамленным потными кудряшками рыжих волос.
— Ну, чего надо? — грубо спросил он, толкнув большим пальцем закрученные кверху колечки светлых усов.
— Поговорить, — спокойно произнес Буденный.
— Ну и чего? Говори. Это мои гости. Люди свои. — Думенко кивнул на сидевших.
Буденный значительно посмотрел на него.
— Секрет?
— Да.
— А ну, выйдите вон! — распорядился Думенко. Сидевшие вытерли жирные руки о сапоги, неохотно поднялись и, косо поглядывая на Буденного, вышли.
— Ну давай говори… Постой, выпить хочешь? — Думенко взял бутылку и трясущейся рукой наполнил стакан.
— Не такое время, — отказался Буденный. — Так все в жизни можно пропить… А в первую очередь революцию. — Он посмотрел, где бы присесть, но ни табурета, ни лавки в палатке не оказалось.
В глазах Думенко мелькнула неприязнь. Он уже давно чувствовал, что Буденный выше его на две головы, и ненавидел его со всей злобой недалекого, завистливого человека.
— Ты это к чему говоришь? На меня намекаешь? — спросил Думенко, прищурившись и раздувая ноздри короткого носа.