— Тихо, ребята! — предупредил Чаплыгин, хотя все молчали.
Размахивая руками и крича что-то, к ним бежал Митька Лопатин.
— Братва! Братцы! Товарищи! — кричал он. — Четвертая дивизия прорвала фронт! Ура! Противник бежит! По коням, братва!..
Вскочив в седла, бойцы продирались сквозь кусты. Под копытами лошадей захлюпала грязь. Размахивая над головой тяжелым мечом, мимо промчался Дерпа. За ним с дробным топотом прошел эскадрон. Мелькали молодые и старые лица бойцов. У многих головы были обвязаны окровавленными бинтами и тряпками. Открывшаяся перед их глазами большая поляна была забита отступающими легионерами. Это были ударные части генерала Галлера, сформированные и обученные за границей и состоявшие из солдат мировой войны, добровольцев, навербованных в Австрии, Германии и Эльзас-Лотарингии. Однако 4-я дивизия сокрушительным лобовым ударом сломила их сопротивление. И теперь эти полки, отличавшиеся необычайной стойкостью и имевшие приказ пленить Конную армию, превратились в мятущееся стадо обезумевших от страха людей. Они бежали целыми батальонами, кто бросая оружие, кто неся винтовки на плече дулом вперед, словно это было не боевое оружие, а простые дубины.
Они бежали и, как буйный водоворот, кружа, равнодушно уносит щепку в пучину, увлекали вместе с собой офицеров, тщетно пытавших вновь кинуть их в бой…
Высокий поручик со свисающими по углам рта усами, прислонясь спиной к дереву, со спокойной методичностью расстреливал своих солдат из пистолета в упор. Но оставшиеся в живых спокойно обегали его и бежали дальше, будто это было в порядке вещей и будто бы и надо было делать именно так.
Но уйти далеко галлеровцам не пришлось. Атакованные с тыла 61-м полком и встреченные пулеметным огнем обошедшей их третьей бригады 4-й дивизии, выдохшиеся в беге солдаты останавливались и поднимали руки.
Конармейцы быстро разбивали пленных на группы. Комендант штаба армии, рыжеватый человек в красной фуражке, стоя на опушке, распоряжался движением. Мимо него проходила рысью конница и артиллерия. Следом за ними из леса сплошной кишащей массой повалил армейский обоз. Катились залепленные грязью повозки, штабные тачанки, обывательские подводы и походные кухни. Изредка проезжали большие арбы с впряженными в них верблюдами. Свалявшаяся шерсть, как хлопья нечесаной пакли, болталась на их худых голых ногах.
— Давай! Давай! Не задерживай! — зычно покрикивал он.
Повозки рысью проезжали поляну и скрывались в лесу. Ездовые, в том числе и уже решившие, что им не выйти из окружения и придется погибнуть в проклятых болотах, повеселев, понукали приуставших лошадей громкими криками.