— Господа, вы ничего не слыхали? — спросил Красавин.
— А что? — сказал настороженно Злынский.
— Кто-то крикнул.
— Крикнул? Может быть, гусар пристал к этой сестре? — предположил ротмистр.
— Ничего ему тут не будет, — сказал Красавин с мрачной уверенностью. — По роже разве только.
«Должно быть, вы имели случай убедиться в этом на деле», — подумал Злынский, но ничего не сказал.
— Нет, действительно, что их так долго нет? — произнес Красавин с озабоченным видом. — Надо пойти посмотреть. — Он позвал с собой хорунжего. Оба быстрыми шагами вышли во двор.
Не прошло и двух минут, как они втащили в комнату окровавленного штабс-капитана. На него лили воду, трясли, но он, не приходя в себя, только мычал что-то и мотал головой.
— Ну и черт! — хохотал Злынский. — Из-под самого носа девку украл! Да такую красавицу… Лихач!.. Вот это гусар!..
Степан Харламов, молодой, статный казак, стоял около хаты и, опираясь на винтовку, прислушивался. Ему давно слышалось, что в степи кто-то скачет.
По всем признакам, приближался рассвет. Звезды, еще не так давно мерцавшие над головой, постепенно скатывались к горизонту и принимали тускло-фиолетовый цвет. Казалось, весь небесный свод медленно повертывался на сторону, открывая проступавшую на востоке розоватую полосу. На светлеющем фоне неба смутно проступали из мрака косой угол крыши, высокие тополя, торчавшая жердь колодца.
Из степи налетел свежий ветер. Харламов зябко поежился, опустил воротник и прислушался. Теперь он ясно услышал, что в степи мчатся несколько всадников.
К Харламову подошел другой патрульный, пожилой шахтер в полушубке. Он молча снял винтовку с плеча и щелкнул затвором.
Топот приближался. Рассветало, и Харламов уже хорошо видел, что по дороге скачут два всадника. У одного из них поперек седла лежал большой черный тюк.
— Стой! Кто едет? — крикнул Харламов.
— Свои! Дундич! — послышался в ответ знакомый уверенный голос.
Всадники мелькнули мимо патрульных, обдав их крепким запахом конского пота, и поскакали к площади, где в станичной школе расположился лазарет.
Бахтуров сидел в ногах раненого бойца Шандора Налога и слушал, как тот рассказывал о себе.
— Да, — говорил Балог, — и вот когда в прошлом году к нам, военнопленным венгерским гусарам, пришли в одесский лагерь товарищи и спросили, кто поможет русским братьям отстаивать революцию, все мы, — он кивнул на лежавших в палате раненых, — все мы пошли без запинки.
— Молодцы венгерские гусары, — подтвердил Бахтуров, желая сделать приятное раненому и оглядываясь на застонавшего Яноша Береная, которому санитар в белом халате подносил кружку воды.