Солнце садилось, но им было еще хорошо видно, как конные полки выстраивали развернутый фронт.
Прозвучала команда. Клинки блеснули, отразив в себе кровавые блики заката. Потом строй колыхнулся, и полки широкой волной, все ускоряя движение, помчались в степь, откуда навстречу им с гулом и топотом надвигалась какая-то черная масса.
Старик шептал молитву, слыша, как до него доносились так хорошо знакомые ему звуки конного боя…
«А что, как наши не одолеют? — подумал он. — Что нам тогда будет?»
Позади него послышался шорох. Он оглянулся. На том самом месте, откуда двинулись в атаку буденновцы, в величественном и грозном молчании стояла новая стена развернутых к бою свежих полков. Солнце село, и всадники вырисовывались черными силуэтами на громадном красном облаке, нависшем на горизонте. Тихо реяли по ветру значки и знамена.
Шум боя все удалялся и наконец исчез, растворился вдали.
Сумерки опустились на землю…
Третьего июля 1919 года белые армии перешли в решительное наступление и тремя колоннами двинулись на Москву.
Весь июль и август на юге кипели бои. К середине сентября противник сильно потеснил 8,9 и 13-ю армии в северном направлении, заняв Воронеж и Курск. Передовые части деникинцев подходили к Орлу. Одновременно рейдирующая конница генерала Мамонтова, рыская по тылам Южного фронта, уничтожала армейские базы и артиллерийские склады.
Общее положение на Южном фронте становилось крайне тяжелым. Наступал решающий переломный момент гражданской войны.
В это время 10-я армия, вышедшая из-под Царицына на левый фланг Южного фронта, начала перегруппировку частей для нанесения контрудара по правому флангу противника. Конный корпус Буденного, находившийся в авангарде армии, получил приказ сосредоточиться в районе станицы Усть-Медведицкой…
Старый казак Петр Лукич, участник турецкой войны, помнивший Плевну, Шипку и Горный Дубняк, похлебал из чашки куриной лапши, утер шершавой ладонью усы и пересел на лавку, поближе к окну.
«Скажи на милость, как размокропогодилось, — думал он, доставая из кисета табак и ловко свертывая папироску. — Который день льет… А как там моя старая? Поди, промокла, и обсушиться негде», — вспоминал он жену, с которой прожил без малого лет пятьдесят…
За окнами, где в мглистых сумерках моросил мелкий дождь, послышался конский топот, звуки перекликающихся голосов, стук, дребезжанье колес.
Старик посмотрел в окно. По улице колонной шла конница. Во двор въезжала тачанка, запряженная четверкой вороных лошадей. Боец в бурке прилаживал у палисада надетый на пику поникший кумачовый значок.