– Уголь, – позвал он, – Уголь, ко мне!
Конь поднялся из воды и зашагал к Глебу. Его широкие копыта почти не увязали в песке. Умен, подумал Глеб, кличку с первого раза запомнил!
Подождав, когда вороной обсохнет, он заседлал коня, провозившись с этим с непривычки минут двадцать. Затем оделся, подвесил к седлу связанные конским волосом копья и канистру, сел сам и сунул ноги в стремена. Они оказались коротковаты – то ли люди в этом мире были не такими длинноногими, то ли привыкли ездить с согнутыми коленями. Похлопав Угля по шее, Глеб выехал с берега в степь, пустил скакуна рысью и огляделся.
Как далеко было видно со спины огромного коня! Какой открывался простор! Как приятно было двигаться, покачиваясь в седле! Мягко топотали копыта, мелькали рощи с деревьями-зонтиками, стелилась под ноги коня трава, шарахались прочь полосатые и мелкая живность, расступались антилопы и провожали всадника долгими взглядами. Глеб чувствовал себя владыкой степи.
Удивительно, размышлял он, какую уверенность, какую силу обретает человек, сев на быстрого коня. В лесу и горах, может, и не так, а в степи непременно! Будто крылья вырастают, и летишь, летишь вперед как птица! Ты самый быстрый, самый грозный, ты выше всех, если только не водятся здесь слоны и жирафы…
Река струилась по равнине широкими плавными петлями. Глеб видел острова, песчаные или заросшие кустарником, видел плывущие деревья, что падали с подмытых водой берегов, встречал ручьи и мелкие речки, впадавшие в большой поток – конь форсировал их в туче брызг и грохоте копыт о камни. Мест, удобных для поселения, попадалось много, и Глеб, озирая окрестности, ждал, что вот-вот взовьется в небо дым очага, мелькнет на реке лодка или другое суденышко, появится распаханная земля, поле, засеянное злаками, и прочие следы присутствия людей. Ничего! Ни лодки, ни дыма, ни поля… Только травы, тростники, деревья, звери и безлюдные речные берега.
Ближе к вечеру он остановился, расседлал Угля, разложил костер и зажарил подбитого дорогой кролика. В этот раз Глеб спал не в зарослях псевдобамбука, а прямо на берегу, шагах в двадцати от воды. Спал, просыпался, смотрел в звездное ночное небо, слушал, как Уголь фыркает и хрупает травой, и снова засыпал.
* * *
На четвертый день совместного путешествия, когда они одолели километров двести или – кто знает! – целых триста, на горизонте появился всадник. Ехал он вроде бы на запад, в сторону от реки, и, заметив Глеба, припустил во всю прыть. Что за лошадь была у него, разглядеть не удалось, но, вероятно, скакун не из последних – человеческая фигурка стала быстро уменьшаться.