Я перешла к обороне, что мне всегда помогало, когда я чувствовала в себе раздвоенность в оценке могущества Пола.
— Но Пол честный человек. В основе всей деятельности инвестиционных банкиров лежит их честность. Все банкиры заявили об этом Антермэйру на процессе Пуджо.
Брюс пожал плечами по поводу этих давних показаний 1912 года.
— Я не могу говорить обо всех инвестиционных банкирах, а говорю только о Поле и отлично знаю, что не существует закона, который мог бы с ним справиться, сам факт его процветания является насмешкой над американской демократией. Как вы думаете, почему я стал приверженцем коммунизма? Да потому, что мне не нравится не только частная жизнь Пола, но и его общественная жизнь. Я считаю преступлением тот факт, что дельцы, подобные Полу Ван Зэйлу, могут сделать себе полмиллиона долларов путем простого рукопожатия на Уолл-стрит, тогда как люди либо мрут от голода на сельскохозяйственном Юге, либо вкалывают на промышленных предприятиях севера!
— Я не собираюсь вести с вами политические споры, Брюс. Я всего лишь хочу возразить вам по поводу братьев Да Коста. Если предъявлялось ложное обвинение в уклонении от налогов, почему бы им было не остаться в стране и не опровергнуть его?
— Выбор был лишь между тем, чтобы начать судебный процесс с риском угодить за решетку, или уехать на превосходное ранчо в Мексике, с гарантированным годовым доходом. Грэг и Стюарт не были богаты — большую часть своей собственности Джей оставил пятой жене — и такая жизнь вполне могла их привлечь.
— Но как же все-таки вам стало известно, что Пол купил для них ранчо в Мексике?
— Мне об этом сказал Грэг.
— Я не верю Грэгу Да Коста! — заметила я, надевая перчатки, или по крайней мере пытаясь это сделать. У меня тряслись руки.
— Сильвия… о, простите меня. Я не хотел вас расстраивать, правда не хотел. Но ваш муж опасный человек, и, если бы вы оставались в неведении относительно этого, я просто не мог бы видеть, как он лжет вам точно так же, как и всем другим. Хорошо ли вы его знаете, Сильвия? Достаточно ли хорошо, чтобы понимать, что вы слишком хороши для него?
— Брюс…
— Не позволяйте ему обращаться с вами так, как он обращался с моей матерью, Сильвия. Не позволяйте ему постоянно лишь брать, брать и брать, пока в одно прекрасное утро вы не увидите, что у вас ничего не осталось.
Я наконец справилась со своими перчатками, и хотя теперь уже лихорадочно искала глазами официанта, мне это долго не удавалось, потому что лицо его мне не запомнилось. Меня охватило желание как можно скорее вырваться из этой роскошной предвоенной атмосферы, звеневшей вальсами Штрауса.