На следующее утро мне в десять часов позвонил Теренс.
— Дайана, у меня что-то не заладилось с машиной, но мои друзья захватят меня, чтобы ехать в Грэйт Нек к Салливэнам. Мы можем заехать за вами в шесть часов?
— Да, конечно, спасибо! — радостно отвечала я и тут же почувствовала, что ехать туда мне расхотелось.
Я подумала, это просто нервная реакция, но к полудню, когда настроение у меня несколько улучшилось, поняла, что думала не о предстоящем испытании при встрече с новыми людьми, а о Поле, уезжавшем на уик-энд с той, которую считают самой прелестной женщиной в мире. Но тут же решила ехать на этот прием. Было бы просто бессмысленно сидеть дома и размышлять о том, возможно ли, что он будет восемь часов спать в одиночестве.
Чувствуя мое состояние, стал проявлять нервозность и Элан:
— Я хочу поехать тоже! — расхныкался он, услышав о том, что я вечером уеду, и я вспомнила, что Стивен Салливэн предлагал взять его с собой. Однако я уже решила, что, хотя согласно американским обычаям, детей можно приглашать на взрослые вечеринки и позволять им резвиться до поздней ночи, я отправлю своего ребенка в ванну, затем поцелую его и уложу спать не позднее шести часов.
— Извини, Элан, — твердо сказала я ему, — но этот вечер только для взрослых.
— Я тоже хочу! — кричал он, бросившись на пол и размахивая поднятыми вверх ножками. У меня снова заболела голова. Я хотела было его отшлепать, но это требовало слишком больших усилий, и я чувствовала себя неспособной пережить следовавшие обычно за экзекуцией разрывавшие сердце рыдания.
Наконец появилась Мэри.
— Скверный мальчишка! — сказала она и увела его есть мороженое.
В это время из вестибюля позвонил Теренс, и, хотя вечер еще только вступал в свои права, я уже чувствовала себя измученной.
— Что за друзья с вами? — спросила я, бросив взгляд через стеклянную дверь на юную пару, сидевшую в темно-зеленом «студебеккере».
— Брюс и Грэйс Клейтоны.
— Брюс Клейтон! Сын Элизабет?
Теренс криво улыбнулся.
— Они не знают, кто вы… Я просто сказал им, что встречался с вами в Англии и что вы приехали в Нью-Йорк на каникулы. Элизабет Клейтон, возможно, знает о вас все, но ни Брюс, ни Грэйс не читают светской хроники, и Брюс никогда не говорит с матерью о господине Ван Зэйле.
Клейтоны были прелестной парой. Грэйс была в шелковых чулках-паутинке, которые, наверное, стоили целое состояние, но хотя ее модному платью, едва доходившему до колен, и совершенно прямому, недоставало изысканной бахромы, которая окаймляла бы подол, мне не показалось, чтобы ее вечерняя парчовая пелерина была так же шикарна, как моя — из расшитого серебром черного крепа с шифоновыми и кружевными вставками. Однако, у нее была завидно стройная фигура и светлые волосы, вившиеся без всякого перманента, и выглядела она более ярко, чем я. Ее муж, вышедший из машины, чтобы пожать мне руку, был высоким мужчиной с безупречными манерами. Его темные волосы на висках преждевременно поседели, и, хотя он носил очки, глаза выдавали его тонкий ум.