В ответ портье лишь медленно прикрыл глаза.
Позера Фельзен нашел в баре. Покинув компанию работников миссии, они ушли в парк и в благоуханной вечерней прохладе двинулись к казино.
— Портье знает, что если мы говорим громко, то лишь для того, чтобы быть услышанными всеми.
— Наверно, потому-то в баре и пусто.
— Нет, позже он заполнится. Вот увидите.
— Им стоит сделать заведение привлекательнее. Скажем, не помешало бы приглашать женщин.
Они вошли в вестибюль казино одновременно с маленькой темноволосой, сильно накрашенной женщиной. Она скинула манто и дорогую шляпу и проследовала в бар в сопровождении двух мужчин, значительно моложе ее. Когда она вошла, все в зале как по команде повернулись в ее сторону.
— Это что, заморская королева? — спросил Фельзен.
— Это королева Лиссабона, — ответил Позер.
— Дочь какой-нибудь арабской шлюхи? — спросил Фельзен, и Позер захохотал.
— Ее зовут мадам Бранеску. Выдает визы в американском консульстве. Видели, сколько людей мечтало сесть на «Ньясу»?
— И с каждого она получает.
— Полтора года назад вы бы на нее и не взглянули. Худая как щепка, одежда изношена до того, что через нее газету читать можно, а вот поди ж ты… Говорит на четырнадцати языках и, уверяю вас, все четырнадцать использует.
Они вошли в бар. Женщина и ее спутники только усаживались, но официант уже стоял возле их столика. Несмотря на роскошную одежду, прическу и макияж, привлекательностью женщина не отличалась. Фельзен представил, какова она была раньше. Незаметная, серая мышь, некрасивая коротышка в приемной преуспевающего адвоката. Никто ее не замечает, она же, как портье, видит всё и всё наматывает на ус, учится. И вот вам пожалуйста: теперь эта маленькая женщина дарует надежду или повергает в отчаяние тысячи людей, ютящихся в лиссабонских пансионах.
Извинившись перед Позером, Фельзен подошел к ее столику. Спутники женщины сверлили его взглядами. Обратившись к ней на безупречном английском, он спросил, не желает ли она потанцевать. Она вгляделась в его лицо, пытаясь понять, знакомо ли ей оно, затем окинула опытным взглядом оценщика его одежду и обувь.
— Как я слышал, мадам Бранеску превосходно танцует. Я и сам танцую неплохо. По-моему, мы могли бы показать класс.
Она хотела было обдать его холодом, но он и сам умел это не хуже. Улыбнувшись, она подала ему руку.
— Вы ведь не англичанин, верно? — сказала она, выходя с ним на середину зала, сопровождаемая пристальными взглядами окружающих. — И вы хромаете.
— Я вас не разочарую.
— Вы швейцарец, а может быть, австрияк? Выговор как будто похож.