Последним словом Искусства является то, что порою сама Клака начинает кричать: «Долой Клаку», потом притворяется, будто и она увлечена; и рукоплещет по окончании пьесы, словно она и в самом деле Публика; и что просто состоялся обмен ролями; тут уж не кто иной, как она начинает умерять чересчур бурные восторги и высказывать некоторые замечания.
Клака, живая статуя, восседающая при полном освещении посреди публики, является официальным признанием, непреложным символом неспособности публики самостоятельно разобраться в ценности того, что она слышит. Короче говоря, Клака по отношению к Театральной Славе то же, что Плакальщицы были по отношению к Скорби.
Теперь можно крикнуть, как волшебник из «Тысячи и одной ночи»: «Кому обменять старые светильники на новые?» Требовалось изобрести такую машину, которая была бы по отношению к Клаке тем же, чем железная дорога является но отношению к дилижансу, и которая предохранила бы Театральную Славу от изменчивости и случайностей, порою угрожающих ей. Надо было прежде всего заменить несовершенные, случайные, зыбкие стороны чисто человеческой Клаки и улучшить их на основе абсолютной точности чистого Механизма; далее — и это было самое трудное, — надо было обнаружить (по-видимому, пробудить) в ДУШИ публики то чувство, благодаря которому проявления Славы, исходящие из Машины, разделялись бы, одобрялись и утверждались как нравственно ценные не чем иным, как Духом Большинства. Это был единственно возможный выход из положения.
Наконец, еще один шаг, казавшийся совершенно невозможным. Но барон Bottom не испугался этого слова (которое следовало бы раз навсегда исключить из словаря), и отныне, даже если у актера память коротка, как у сороки, даже если автор — олицетворенная Тупость, а зритель глух, как тетерев, Машина все равно создаст подлинный триумф!
Собственно говоря, зрительный зал и представляет собою эту Машину. Он приспособлен к ней. Он составляет ее основную часть. Машина проявляется в нем. Таким образом, всякое произведение — драматургическое или какое-либо иное, — попадая в зал, сразу же становится шедевром. Значение, такого зала сильно отличается от нынешних театральных помещений. Великий инженер уже берет подряды, принимает на себя все переоборудование и предлагает авторам скидку в размере десяти процентов суммы, выплачиваемой обыкновенной Клаке. (В Нью-Йорке, Барселоне и Вене уже взяты патенты и учреждены товарищества на вере.)
Стоимость Машины и ее приспособления к залу средних размеров не так уж велика; существенны лишь первичные расходы, содержание же хорошо налаженного аппарата обходится недорого. Механические детали, и пользование Машиной весьма просты, как все, что действительно прекрасно. Тут сказывается простота гения. Кажется, будто это сон. Не решаешься вникнуть в такое чудо. Покусываешь себе палец и кокетливо опускаешь взор. Розовых, позолоченных амурчиков, склоняющихся с балконов, кариатид на авансцене и т. п. теперь куда больше — они виднеются повсюду. Именно в их ротики, служащие отныне отверстиями для фонографов, вставлены свистульки, которые при помощи электричества издают то